Здесь был ВасьВась, 1 сезон
Шрифт:
Вася поменял диски, искоса посматривая на Василису. Лицо её стало ещё бледнее, глаза закрыты.
"Чёрт, неужели у неё приступ...Что же делать? До деревни далеко, а я совсем не знаю, как вести себя с такими больными..."
– Вась, тебе плохо? Может, вернёмся?
– Не дёргайся, всё нормально. Просто думаю не о том, о чём надо... Где музыка-то?
Вася включил. Полилась чарующая мелодия "Одинокого пастуха".
– Годится, - Василиса открыла глаза, пристально посмотрела на Васю: - Скажи,..ты целовался с кем-нибудь?
–
– Нет, с девчонкой.
– В садике с Валечкой Старцевой, правда она всегда была сопливая, но мне почему-то нравилась. Бойкая была, задира...
– А с взрослой девчонкой?
– Нет. Не было желания.
– Почему? Что у вас в школе нет девчонок, с которыми хотелось бы целоваться?
– Есть наверно. Я не думал об этом.
– Почему?
– Я же сказал: не думал об этом. Зачем тебе?
Василиса протяжно вздохнула:
– Подумалось,... вот помру,... а ни разу не влюблялась, не целовалась даже просто так...
– Тьфу, на тебя! Три раза тьфу!
– вскочил Вася, закипая.
– Требуешь не жалеть, а сама ноешь как,... как размазня. Да! Будто специально просишь, чтобы тебя жалели. Ах, я бедная несчастная, ни разу не целовалась... Что ты хочешь? Чтобы я тебя поцеловал? И ты спокойно будешь ждать смерти? Нет, не стану я тебя целовать сейчас... Потому что мы дойдём до этого чёртова ущелья, и ты вылечишься. Если нужно будет, я тебя на карачках потащу. Да! Всё, хватит прохлаждаться, - Вася схватил рюкзак Василисы, закинул за плечо и быстро, почти бегом стал спускаться по пологому спуску.
– А ведь прав, - улыбнувшись грустно, сказала тихо Василиса, - разнылась как размазня. Как там, в кино говорят: живо поднимай свою задницу и шевели батонами. Дура нецелованная...
ГЛАВА 4
В ГОРАХ (продолжение)
По ложбинке дошли до подножья следующей горы. Склон, круто уходящий вверх, представлял собой осыпь. Вася остановился в растерянности: одного взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь невозможно подняться.
– Сыпец, - выдохнула Василиса.
– Что?
– Это называется сыпец. Значит, верно идём. Давай передохнём и чуток перекусим.
Василиса достала из рюкзака пакет с провизией и выложила всё на расстелённую газету. Бутерброды с домашней колбасой, свежие огурчики и помидоры. Следом был извлечён из рюкзака яркий китайский термос.
– Держи, - Василиса протянула бутерброд, и стаканчик с чаем.
– Что приуныл? Сомневаешься, что поднимемся?
– Типа того. Как из песчаной ямы выбираться…
– Базарбаев с ребёнком на руках поднимался. И мы поднимемся, - уверенно заявила Василиса.
– Угу, - промычал неопределённо Вася с набитым ртом.
Ни первая, ни вторая попытки не увенчались успехом: едва ступали на сыпец, как он начинал сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее двигаться вниз, точно сыпучая река с шумом текла по склону.
Ругаясь сквозь зубы, Василиса в третий раз ринулась вперёд.
Вася сбросил рюкзак.
– Сдаёшься?
– спросила Василиса, тяжело дыша: "поток" её вновь вернул на исходную.
– Ещё нет. Вон смотри: большие камни не двигаются. За них нужно закрепить верёвку и по ней подниматься.
– Хороший план. Только кто закрепит?
– Пушкин, - неожиданно для себя резко ответил Вася.
Если честно, он не верил, что им удастся подняться. Здесь можно до посинения пытаться, а, зная характер Василисы, именно до посинения и будут пытаться. Собственно, это и раздражало.
– Ладно, попытка не пытка, - сказал Вася, доставая моток верёвки из рюкзака.
А про себя добавил: " Хотя здесь и есть пытка".
Лишь с пятой попытки удалось Васе добраться до валуна. Да и то благодаря открытию: "поток" двигался не целиком, местами была "твердь", которую он обтекал с обеих сторон. Если приноровиться, и вовремя прыгнуть на "кочку", а с неё на другую…
Очевидно, этот путь Базарбаев открыл ещё в первый свой приход, а иначе бы он не прошёл.
Оказавшись на первой "кочке", Вася переждал, пока сыпец успокоился, и метнулся к следующей "кочке". Чем ближе к валуну, тем "кочек" было больше, так что последние метры Вася преодолел почти играючи.
Закрепив верёвку, свободный конец бросил вниз:
– Давай сначала рюкзаки.
С падениями и ушибами, держась за верёвку, Василиса тоже перебралась к валуну. Вася отметил, что лицо её стало ещё бледнее, пот, смешанный с пылью, исчёркал лицо бурыми полосками. Оно не стало страшным, нет, но в сердце Васи увеличивалась жалость. И оттого, что он ничем не может помочь, облегчить, было больно. До слёз. Но надо крепиться, ибо его слабость станет подтачивать силы Василисы. А их итак немного.
К счастью, чем выше в гору, тем меньше становилось осыпи, зато больше крупных камней. Местами можно было прыгать с камня на камень, а кое-где приходилось почти на четвереньках протискиваться в расщелины, между каменными глыбами. Они громоздились со всех сторон, и, казалось, им не будет конца. А подъём становился всё круче.
Василиса сдавала. Вася чувствовал это уже спиной, порывался обернуться, сказать что-нибудь вроде "Всё, хватит, делаем долгий перекур", но не решался, опасаясь, что она воспримет это как жалость к ней. И может психануть. Так что остаётся ждать, пока она сама вымолвит: "Всё, отдыхаем".
И она сказала, когда до гребня оставалось чуть более двухсот метров.
– Всё, я спалилась, - Василиса сбросила рюкзак на широкую и ровную, как столешница, спину валуна, и буквально рухнула рядом, уронив голову на рюкзак и закрыв глаза.
– Если я не смогу встать…разрешаю поднимать пинками…
– Как скажете, госпожа. Я с превеликим удовольствием…
Василиса приоткрыла глаз:
– Побереги ножки,…выдернуть могу…
Вася облегчённо передохнул: если ещё шутит, значит, не всё так плохо.