Здесь и сейчас
Шрифт:
– После того как умыкнули Кэтрин, я в подошву твоей кроссовки «жучок» воткнул. – (Гляжу на него во все глаза.) – Понимаю. Ты уж прости. Но я был уверен, что они обязательно сделают это.
Я делаю глубокий вдох, медленный выдох. Смотрю на него и чувствую, что сейчас расплачусь.
– Господи… если бы ты только знал, как я тебе благодарна…
Итан сует мне в руку «сникерс», и я, ощущая, как блаженство разливается по всему телу, разворачиваю обертку.
– Может, чтобы их перехитрить, надо научиться думать, как думают они, –
– В первый раз я приехал сюда вчера вечером, чтобы оглядеться, понять, что к чему. Прикинул, где они тебя держат, что понадобится, и вот сегодня вернулся.
– Какой умный! Нет-нет, им до тебя далеко.
– Честно говоря, я ожидал, что они будут более осторожны.
– Просто они представить себе не могут, что кто-то из общины станет рассчитывать на помощь временного аборигена.
– Временного аборигена?
Прежде я и подумать не могла, что стану употреблять этот термин в разговоре с живым временным аборигеном и это может прозвучать столь высокомерно.
– Ну да, такие, как ты, которые всегда здесь жили. В отличие от нас.
В первый раз за четыре года я говорю то, что думаю, не пытаясь лгать или хитрить. Не сочиняю на ходу, не боюсь, как бы не проговориться, как бы не сказать что-нибудь не то. Просто разговариваю.
– А-а, вот почему ты меня сторонилась.
– Да. Нас учат не доверять временным аборигенам, запрещают вступать с вами в близкие отношения и рассказывать о себе. Нас держат в изоляции и страхе. Кроме того, они знают, что никто из нашей общины не станет мне помогать. Поэтому они все такие… я бы сказала, самодовольные.
Итан поворачивается ко мне и заглядывает в глаза:
– Так-таки никто из вас нам не доверяет?
Я пожимаю плечами, смущенно улыбаюсь:
– Да нет, нашлась одна дурочка, похоже, поверила, что вас бояться не надо… хотя от этого одни только неприятности.
Итан пользуется моментом и притягивает меня к себе. Облегченно вздохнув, он прижимается лицом к моей шее, и мне хочется, чтобы так продолжалось вечно. Я с наслаждением вдыхаю его запах… но тут же спохватываюсь.
– Ну хватит, у нас с тобой могут быть проблемы, – осторожно отстраняясь, говорю я.
– Что ты имеешь в виду?
– Для меня не совсем хорошо… быть с тобой слишком близко… или еще с кем из ваших…
– Что?
– Ну, быть физически… слишком… в интимном смысле. – Мне вдруг становится стыдно. – Да нет, не в том смысле, о котором ты подумал.
Сидя совсем рядом с Итаном, зная, что за чувство охватывает его, когда он меня обнимает, я стыжусь своих сладострастных мыслей о нем, которые одолевали меня, когда я танцевала с другим парнем.
На лице его озабоченность и даже некое раскаяние.
– Ага. Понял.
Он что, дразнит меня?
– Но зачем ты это говоришь? Никто же нас с тобой не видит. А кроме того, ты и так уже давно их не слушаешься. Давно наплевала на все их заповеди. – Он умолкает, улыбается. Смотрит прямо в глаза. – Только
– Да нет, не в этом дело, не совсем так, – неуверенно киваю я. Пытаюсь найти слова, как лучше выразить. – Просто потому, что это опасно… Вспомни, откуда я явилась сюда.
– Не понял?
– Ну, просто могли произойти изменения в иммунной системе и на клеточном уровне. Мы подвергались воздействию других видов микробов, вирусов, бактерий – здесь таких нет. У нас с вами разные типы иммунитета. Поэтому, между прочим, нам не позволяют лечиться у местных врачей. Говорят, мол, если в лаборатории увидят состав нашей крови, возникнет множество самых невероятных вопросов. Наши ученые получили возможность увидеть общую картину заболеваний в прошлом, то есть я имею в виду, которая существует сейчас, и, чтобы нас защитить, перед переходом сделали нам уколы. Нам до сих пор два раза в год делают укол. И таблетки, которые мы принимаем, тоже для этого… или, по крайней мере, так нам говорят.
По лицу видно, что Итан испытывает облегчение.
– Так, значит, тебе ничего не грозит.
– Да, зато тебе грозит.
– Мне? Почему это?
– Контакты со мной для тебя небезопасны. У тебя нет иммунитета от микроорганизмов, которые есть в моем теле. Там, откуда я прибыла, такие заболевания, что ты и представить себе не можешь. Чума крови, например, от которой погибают сразу целыми семьями. У меня от нее иммунитет, да и у всех, кто прибыл сюда, иначе мы бы давно умерли. Но неизвестно, какие изменения, пусть самые крохотные, произошли в структуре моей рибонуклеиновой кислоты или еще где, а от меня эти изменения могут перейти к тебе.
– Вот так просто, когда я сижу рядом с тобой? Чушь какая-то. Я в это не верю.
– Наши руководители, кажется, считают, что контакт, который не принял регулярную форму, достаточно безопасен. Они предостерегают нас от тесных и глубоких связей. Вот почему заповедь, в которой говорится о близости с местными, самая строгая. Нам говорят, что такие контакты могут уничтожить все население страны, как Кортес уничтожил ацтеков, подарив им оспу.
У меня на душе кошки скребут. Ощущение, будто я воздушный шарик, из которого выпускают воздух. Рассказывать такое мальчику, которого любишь, не очень-то романтично.
Итан внимательно смотрит мне в глаза, слушает. Какое-то время молчит, потом качает головой:
– Меня это не пугает. И я тебя не боюсь. Не страшно.
– А мне страшно, – вздыхаю я.
Наконец мы доезжаем до стоянки грузовиков справа от Палисейдс. Пока едем, ведем себя трезво и сдержанно. Когда пересекаем границу между штатами Нью-Йорк и Нью-Джерси, Итан берет меня за руку. Гляжу на него и вижу: в глазах мелькают мятежные чертики.
Камера хранения открывается только в семь, и нам надо хоть чуть-чуть поспать. Впереди у нас два больших дня, в которые нужно много успеть.