Здесь курят
Шрифт:
– То есть твой комментарий сводится к тому, что «Медицинский журнал Новой Англии» сам не понимает, что говорит?
– Мой комментарий таков… – Ну, и каков же? В поисках вдохновения Ник обратил взгляд к доктору с пачкой «Лаки». – Болезнь Бюргера была диагностирована совсем недавно. Это сложная, а на самом деле чрезвычайно сложная патология. Одна из сложнейших в области нарушений кровообращения. – Во всяком случае, он надеялся, что это так. – При всем моем уважении к науке, я полагаю, что необходимы дальнейшие исследования, прежде чем она, наука, схватив намыленную веревку, займется линчеванием традиционных подозреваемых. Клавиатура Билла щелкала безостановочно.
– А могу я тебя кое о чем спросить? – Что-то Билл нынче разошелся. Обычно он записывает то, что ему говорят, вставляет записанное в статью и берется за следующую.
– О чем? – подозрительно осведомился Ник.
– Ты действительно веришь в то, чем занимаешься? Потому что впечатление складывается именно такое.
– То, чем я занимаюсь, помогает мне оплачивать закладную, – сказал Ник, уже столько раз прибегавший к этому рационалистическому объяснению, что от него начало попахивать оправдательными речами Нюрнбергского процесса: «Я фсего лишь хотел отплатить дзакладную…»
– Ник, он только что звонил. Он хочет видеть тебя. Немедленно. Как ни подмывало его сделать еще один звонок, следовало все-таки помнить о закладной, а, кроме того, где-то под наваленными Дженнет бумагами лежал счет от колледжа Св. Эвтаназия за обучение Джоя в следующем семестре – 11 742 доллара в год. Как они выводят подобные суммы? На что, к примеру, идут эти сорок два доллара? И чему вообще можно учить двенадцатилетнего мальчишку на 11 742 доллара? Субатомной физике?
Ник, задумавшись, шел коридором к кабинету БР. Коридор украшали афиши оперных спектаклей, симфонических концертов и музейных выставок, которые спонсировала Академия. Во времена Джи-Джи здесь висели великолепные цветные плакаты с изображениями высушенных табачных растений – солнце сияло, пронизывая яркие листья. Сандра, секретарша БР, окинула Ника неулыбчивым взглядом и кивком показала – входи. Эта тоже следит за здоровьем. На ее столе пепельницы не увидишь.
Просторный, обшитый деревом – грецким орехом – мужественного обличия кабинет всегда напоминал Нику внутренность сигарной коробки с увлажнителем. Пока, во всяком случае, БР не содрал со стен оставшуюся от Джи-Джи прелестную деревянную обшивку, не заменил ее протравленной сталью.
Бадд Рорабачер приветственно поднял брови. Он сидел, откинувшись в просторном кресле, и читал «Еженедельный отчет по заболеваемости и смертности» – обычное в Академии чтиво. БР было сорок девять лет, но энергию он излучал юношескую. Только глаза его, светло-зеленые, пристальные, безрадостные, взирающие на жизнь, как на бухгалтерскую электронную таблицу, могли бы, пожалуй, показаться принадлежащими человеку постарше, человеку, который в юные лета испытал крушение иллюзий и оттого норовит испортить жизнь всем, кто его окружает. Поговаривали, будто он каждое утро, уже в пять часов, играет в сквош – привычка, у начальника необнадеживающая, ибо благодаря ей БР появлялся в офисе в половине седьмого, бодрый, заряженный энергией, которой хватало и на целый день работы, и на то, чтобы сожрать с потрохами любого подчиненного, преданного ему меньше, чем на 1000 процентов. Ник подозревал, что БР, желая подчеркнуть все выпуклости своего торса, носит рубашки на размер меньше, чем следовало бы; впрочем, верным было и то, что дважды в неделю БР ограничивался вместо ленча витаминным коктейлем, сочетая его с поднятием тяжестей в клубе здоровья. Росту в нем было под два метра, что он ненавязчиво подчеркивал, открывая, к примеру, дверь перед вами и кивком приглашая пройти под аркой придерживающей ее руки. Как-то под конец рабочего дня он проделал этот фокус с Ником, и тот с удовлетворением ощутил исходящий от БР запашок пота. Всегда ведь утешаешься, обнаружив унизительное телесное несовершенство человека, который властен над твоей судьбой. Карьеру в табачном деле БР начал, работая в грязноватой, отмеченной далеко не всегда остающейся в рамках законности подковерной борьбой сфере продажи сигарет через торговые автоматы. Известно было, что такое начало наградило его подобием комплекса неполноценности, так что подчиненные старались не упоминать при БР о торговых автоматах без особой на то нужды. Возглавив Академию, БР изрядно размял свои административные мышцы и обеспечил индустрии ощутимый прирост доходов. Он тесно сотрудничал с торговыми представительствами США и добился того, что страны Азии разрешили показывать по телевидению рекламу сигарет в часы утренних детских программ. (В одной только Японии потребление американских сигарет подростками выросло на 20 процентов.) В самих США он успешно отразил две попытки конгрессменов ввести запрет печатной рекламы, склонил законодателей трех южных штатов учредить у себя «Неделю любви к табаку» и провел в городском совете Лос-Анжелеса блистательную интригу, вследствие которой в составленные этим советом правила для курильщиков вошла оговорка, разрешающая курение в ресторанных барах, – успех, с которым его от души поздравил председатель совета директоров Академии, легендарный Доук Бойкин. БР обладал качеством, которое Наполеон столь ценил в своих генералах, – удачливостью. После того как он вошел в совет директоров, трое из заболевших раком легких и судившихся по этому поводу с табачной индустрией людей скончались вследствие курения в постели, а их наследники отозвали иски, – «застеснявшись», – так объяснил это явление один из адвокатов фирмы «Смут и Хокинг».
– Привет, Ник, – сказал БР, и Ник подавил желание ответить: «Привет».
– Ну, как там легкие?
– Чистые, – ответил Ник.
– По телевизору тебя покажут?
Ник ответил, что подскакивал к каждой камере, какую смог углядеть, и расписывал, как наша индустрия заботится об ответственной рекламе, здоровье населения и малолетних курильщиках, однако он сомневается, что физиономия его удостоится особого внимания в выпусках новостей, если удостоится вообще. Профессиональные говоруны из табачных компаний пользуются у электронных средств массовой информации все меньшим спросом, обратившись как бы в руку, пишущую на стене все более зловещие предречения. Еще совсем недавно телевизионщики регулярно присылали в Академию съемочные группы, чтобы отснять ядовитый пяти-, десятисекундный репортаж, в котором официальные представители индустрии привычно подвергали сомнению достоверность очередного медицинского исследования, доказывающего, будто сигаретные компании каждый год наносят ущерб не меньший, чем четыре бомбы вроде той, что сбросили на Хиросиму. Однако в последнее время эти рутинные материалы, обычно мелькавшие, противопоставляя две точки зрения, в середине программы новостей, стали появляться все реже и реже. Теперь комментатор, как правило, заканчивал сообщение о новом отчете фразой: «Стоит ли говорить, что табачная индустрия оспаривает отчет НИЗ, заявляя, будто нет никаких – я цитирую – „научных доказательств того, что беременная женщина, если она безостановочно курит, наносит тем самым вред вынашиваемому ею плоду“.
– Капустную Голову ты с собой брал? – спросил БР, вновь принимаясь шарить глазами по «Еженедельному отчету» – привычка не самая приятная, а если говорить честно, хамская, способная довести человека до белого каления, однако в смысле административном весьма эффективная: БР обзавелся ею в бизнес школе Стэнфорда. Очень хорошо помогает держать подчиненного в узде. Под «Капустной Головой» он разумел гр. – в смысле графа – Эрхарда фон Группен-Мюндта, «научного эксперта» Академии. Эрхард получил некогда ученую степень по судебной патологии в университете Штайнгартена, не входящем, возможно, в число ведущих научных центров Германии, но звучащем достаточно импозантно. Джи-Джи притащил его в Академию в семидесятые годы и построил для него в Рестоне, штат Виргиния, «исследовательскую лабораторию», официально именуемую Институтом здорового образа жизни. Основной научный потенциал этого заведения образовали тысячи перекормленных белых крыс, которые, сколько их ни мажь никотиновыми смолами, нипочем не желали обзаводиться опухолью Ф344. Средства массовой информации уже много лет не воспринимали Эрхарда всерьез. Главное его занятие состояло в даче свидетельских показаний на бесконечных судебных разбирательствах по предъявляемым табачным компаниям искам о причинении ущерба здоровью – там он старался заморочить судьям головы своей эрудицией, киссинджеровским акцентом и наукообразными заклинаниями насчет погрешностей выборки и многомерной регрессии. На процесс Люминотти его решено было выпустить прямо в белом лабораторном халате, и это произвело на судью сильное, хоть и неблагоприятное впечатление.
– Да, – ответил Ник, – он дал интервью Эн-эйч-кей, японскому телевидению. Очень хорошо говорил о пассивном курении. Разгромил в пух и прах. Уверен, его покажут в Токио..
– Боюсь, в Пеории нам от этого будет ни тепло, ни холодно.
– Ну… – Стало быть, Эрхард следующий. Двадцать лет беспорочного служения науке и – auf Wiedersehen {прощай, нем.}, Фриц, ты уже наше прошлое.
– Я думаю, нам следует обзавестись ученым-негром, – сказал БР. – Уж негра-то они показывать будут, никуда не денутся, так ведь?
– Это чревато не самыми приятными последствиями.
– Мне эта идея нравится. А, ну тогда конечно…
– Садись, Ник. – Ник сел, тоскуя по сигарете, однако куда там – в этом кабинете, принадлежащем человеку, который отвечает за все табачное лобби, не было ни единой пепельницы. – Нужно поговорить.
– Давай, – сказал Ник. Джоя всегда можно будет перевести в бесплатную школу. БР вздохнул.
– Буду краток. Этот тип, – он ткнул большим пальцем в сторону Белого дома, – намеревается повысить акцизный сбор с пачки сигарет до четырех долларов, его жена призывает задаром раздавать всем желающим никотиновые пластыри. ГВ пробивает полный запрет рекламы. Боб Смут сказал мне, что мы проиграем дело Хеффернана, влетим на кругленькую сумму, а это повлечет сотни и, может быть, тысячи новых исков в год. АООС присвоило нам канцерогенный класс. А. Пит Ларю говорит, что у НИЗ имеется в запасе ужастик, который они вот-вот обнародуют, – что-то насчет связи курения со слепотой, Иисусе Христе, а Лу Уиллис сообщил мне, что на следующий год комитет по ассигнованиям срежет нам средства, выделяемые на страхование урожая. Хороших новостей на нашем горизонте ровный ноль.
– Дело табак, верно? – сочувственно откликнулся Ник.
– Я не меньше прочих. люблю разрешать сложные проблемы. Больше прочих, если тебе нужна полная правда.
Да, БР, полная правда мне нужна.
– Что, собственно, и сказал мне Капитан, когда уговаривал занять этот пост, – БР встал, возможно желая напомнить Нику, что он выше его ростом, и подошел к окну, глядящему на К-стрит. – Ты знаешь, он дал мне карт-бланш. И сказал: «Поступай как считаешь нужным, используй любые средства, лишь бы дело пошло на поправку». Что-то он нынче ходит вокруг да около.
– Сколько мы тебе платим, Ник?
– Сто пятьдесят, – ответил Ник. И добавил: – Грязными.
– Угу, – сказал БР. – Ну так скажи мне, стоишь ты этих денег? Перед мысленным взором Ника мелькнула приятная картина: он обходит письменный стол БР, сжимая в руке солдатский кинжал времен первой мировой. К сожалению, картина эта быстро поблекла, сменившись другой : Ник пытается получить под свой дом вторую закладную.
– Не знаю, БР. Это уж ты мне скажи. Стою я этих денег?
– Давай говорить как профессионалы. Я не хочу разводить дискуссий. Я тебя спрашиваю прямо, по-мужски: что мы имеем? У меня такое впечатление, что от твоей лавочки исходит душок… пораженчества. Все, что я вижу, это белые флаги. Ник постарался остудить быстро закипавшую в жилах кровь.