Здесь на Земле
Шрифт:
Она пеклась буквально обо всем, что нужно человеку для существования в этом мире, — по крайней мере, что касается материальных вещей. И никогда не ступала на запретную территорию души. Никаких советов, если только прямо у нее не спросишь. Не было, к примеру, случая, чтобы она предложила Хэнку пойти в Глухую топь. «Сходил бы повидал отца» — не было такого. Она, скорее всего, думала об этом — возможно, даже была убеждена, что, пока Хэнк не сходит к той лачуге, где камыш вымахивает в рост человека, его жизнь не обретет смысла. Однако все, что Джудит Дейл произнесет, налив ему чаю: «Тебе с лимоном или с молоком?» И крепко обнимет, когда парню пора уходить. До сегодняшнего полудня Хэнк и не знал, что ее уже нет. Он забежал в маркет (что
И теперь, когда стемнело и нужно бы идти в конюшню к пони, он, забывшись, вспоминал о выражении лица Джудит, когда она произнесла, что Куп умер. Был зимний вечер, освещенный бледным светом звезд. Хэнк покормил псов и, возвращаясь в дом, слышал гулкий стук своих шагов по мерзлому грунту. Миссис Дейл ждала его у открытой двери, сноп желтого света лег полосой на землю. Она положила ему руку на плечо (Хэнк с удивлением отметил, что ей для этого пришлось вытянуться).
— Мы потеряли его, — услышал он и в тот миг понял, что никогда прежде не видел настоящего горя.
Вот почему сегодня, спустя годы, он позабыл о своих обязанностях (упущения вообще-то не в его обыкновении) — Хэнк слишком поражен тем, что происходит, когда кого-либо теряешь. Когда его мать умерла, он был еще так мал, что совсем ее не помнит. А отца предпочитает даже не вспоминать. Куп, сын Холлиса и Белинды, умер в свои двенадцать, так никогда и не узнав, чем закончится книга «Остров сокровищ», которую взял почитать у миссис Дейл в последний месяц своей жизни.
Выполняя за Хэнка его работу, Холлис надел на шею пони лассо и, хотя тот упрямился как осел и вращал глазами, натянув веревку, заставил его подняться на ноги. Затем он высыпал в ладонь немного соли и вдунул ее в ноздри лошадки. Единственно, что было общего в характере между ним и сыном, — их стойкая нелюбовь к лошадям. Куп вообще испытывал по отношению к животным аллергию и неизменно подхватывал крапивницу, как только приближался ко всему, что имело хвост. Именно Белинда настояла, что мальчику нужен пони, а Хэнк приложил все усилия, дабы это умилительное создание у них осталось — в память об умершем мальчике.
— Извините, я заснул. Больше этого не повторится.
— Подкинь мне еще пару веских причин, и я избавлюсь от этого животного.
Хэнк кивает. Он знает, о чем речь. Парень привык держать рот на замке, а мысли — в черепной коробке. Привык к манере Холлиса выражаться, а тот привык к Хэнку, за эти-то все годы.
— Слыхал о миссис Дейл?
Хэнк опять кивнул. С Холлисом нужна осторожность и еще раз осторожность. Семь раз подумай, взвесь каждое слово, прежде чем открыть рот.
Они выходят из конюшни вместе, под полог звездной ночи, странно ясной и холодной для этой поры года. Прошедший дождь при таких заморозках доставит им завтра хлопот с грунтом, когда они, приедут хоронить Джудит Дейл. Она была хорошей женщиной, тут Холлису нечего сказать. Конечно, та еще зануда, — но она не бралась судить о том, чего не понимала, а это качество, насколько ему известно, большая нынче редкость. В отличие от Алана и городских парней она хорошо к нему относилась. Однако это вовсе не означает, что ему нужно завтра на кладбище рыдать навзрыд. «Из праха ты возник и в прах изыдешь» — этим все сказано. Не в силах изменить жизненный факт — сообрази, по крайней мере, просто уйти от него. Вот кредо Холлиса. Как можно быстрее уйти.
— Надумаешь пойти на похороны — дело твое.
— Спасибо. Я сходил бы, если можно.
Отправься Холлис в похоронный зал, тому была бы одна-единственная причина: Марч Мюррей. Но нет, теперь он подождет, пока она сама придет к нему. Он знает: рано или поздно это случится. Ведь Холлис получил уже все, что раньше было для него под запретом. Все, кроме одного, — Марч. Он никогда не любил никого другого и никогда не полюбит. Прежде казалось — ему без нее не жить! В известном смысле так оно и было: полжизни он провел, стремясь к пустым по существу целям. Теперь же нужно только время, и ничего больше. Те, кто полагает, что мечты не осуществить силой своей гордости, самолюбия, — просто глупцы. Марч уже вернулась в город. И ее возвращение к нему — лишь дело времени. Холлис долго ждал и может подождать еще немного.
Сегодня он пойдет спать в комнатку у кухни, ему не вынести одинокой ночи в старой супружеской спальне. А утром, когда горожане будут одеваться для панихиды и Марч Мюррей примется расчесывать свои длинные темные пряди, Холлис, как обычно, сварит себе кофе и приступит к будничным делам: уплата по счетам, разговор с личным юристом, арендные платы, погашение накопленных долгов… В полдень, когда все, покинув похоронное бюро, направятся на кладбище (оно возле 22-го шоссе, как раз за полем для гольфа), Холлис, как всегда, будет совершать обход своих владений: не повалена ли где ограда, не проник ли кто непрошеный? Он это делает каждый день и будет делать не превращая, пока не обессилеет. Прекрасно зная, что если он вдруг остановится, оглянется вокруг себя, то каждый клочок его земли напомнит ему обо всем том, что пошло не так, как надо.
4
В день похорон Джудит Дейл небо серое, как мыльный камень. Мамы варят детям на завтрак овсянку и, невзирая на бурные протесты, достают из комодов шерстяные носки и рукавицы. Двери библиотеки опять скрипят, знаменуя смену погоды, а в булочной, что на углу Элм-авеню и Мейн-стрит, сунули, похоже, в печь булки с корицей — аромат везде такой, словно над всем городом раскатали тесто. Такой денек, конечно, лучше провести в постели, и все же Гвен и Марч одеты, обуты и полностью готовы к восьми тридцати, когда Сюзанна Джастис, старая подруга Марч, открывает им дверцу своего красного пикапа, извиняясь за собачью шерсть на сиденьях (у нее парочка лабрадор-ретриверов) и тесноту салона, в который им придется себя втиснуть.
— Не знаю, что я делала бы без тебя, — говорит Марч и рассказывает о злоключениях с прокатным автомобилем (его, кстати, уже отбуксировали в город). — Ты настоящий друг. Спасибо.
Удивительно, но она произнесла это серьезно.
Немыслимо было от нее подобное услышать в детстве. Они много времени по необходимости проводили вместе (отцы их, как-никак, партнеры), но терпеть друг друга не могли. За целых два года не проронили и двух слов. Не звучало даже «передай, пожалуйста, кусочек пирога» в праздничный обед на День благодарения. Теперь, конечно, и не вспомнить, почему возникла эта стена молчания.
— Все потому, что ты была полной идиоткой, — говорит Сюзанна, усердно наводя порядок на сиденьях.
Помимо псиной шерсти там еще скоросшиватели, куски бумаги и дюжина автомобильных карт.
— Нет, потому, — парирует Марч, — что ты была зануда и всезнайка. И до сих пор такая.
Им в самый раз расхохотаться. Сюзанна — репортер местной газеты «Горн», и ей действительно известно все, что творится в городе. Не только, например, сумма, за которую старик Джадсон продал свою землю за озером Старой Оливы, но также и то, что он не отдал ее Холлису за куда более приличный куш, хоть и позволил тому повезти себя на званый вечер в Бостон, а после принял в подарок целый ящик марочного «Шабли». Сюзанна, разумеется, не упомянет обо всем этом Марч, как и о том факте, что с десяток женщин Дженкинтауна сходят по Холлису с ума, не задумываясь, бросили бы мужей и приятелей, лишь помани он их пальцем.