Здесь нет никого, кроме...
Шрифт:
– И что же тут забавного?
Клиф отступил назад, подобрал отвертку и, держа ее на весу двумя пальцами, заметил:
– А то, что я видел, как винт свернулся назад – на ту же восьмую дюйма – и плотно вошел в гнездо.
Мэри Энн начала терять терпение. Она сказала:
– Ох, уж эти умники! Если вам так нужно его открыть, почему вы не воспользуетесь паяльной лампой?
На одной из скамеек действительно лежала паяльная лампа, и на нее-то и указывала Мэри Энн.
Вообще-то идея применить паяльную лампу к Малышу показалась бы мне такой же нелепой, как идея попробовать ее действие на самом себе. Но меня
Клиф сказал:
– Что ты об этом думаешь, Билл?
Я сказал:
– Не знаю, Клиф.
Мэри Энн сказала:
– Поторопись, тупица, мы не попадем в театр.
Тогда я взял паяльную лампу и открыл кран кислородного баллона. Все это было похоже на убийство друга.
Но Мэри Энн остановила меня, заявив:
– До чего же глупы бывают мужчины! Смотрите, у вас все винты вывинчены. Вы, наверно, вертели отвертку в обратную сторону.
Вы, конечно, понимаете, что только идиот может вертеть отвертку в обратную сторону. Но я не люблю противоречить Мэри Энн, поэтому я сказал только:
– Мэри Энн, не стой так близко к Малышу. И вообще, почему бы тебе не подождать за дверью?
Но она воскликнула:
– Смотрите!
И на ладони у нее оказался винт, который она вытащила прямо так, руками, из наружной стенки Малыша.
Клиф сказал:
– Господи помилуй!
Они выползали – все двенадцать винтов, сами по себе, подобно крохотным червякам, медленно выворачиваясь из своих отверстий, а затем выпали. Я подобрал их все, за исключением одного, самого последнего, на котором висела, болтаясь, передняя панель, пока я не подхватил ее. Затем и этом винт выпал, и панель нежно плюхнулась в мои объятия. Я осторожно поставил ее на пол.
Клиф сказал:
– Он это сделал нарочно. Он услышал, как мы говорили о паяльной лампе, и сдался.
Его пухлое, обычно розовое лицо побелело. Я тоже чувствовал себя неважно.
Я сказал:
– Что он пытается скрыть от нас?
– Не имею ни малейшего представления.
Мы нагнулись над его открытым нутром и стали смотреть. Я слышал, как носок туфли Мэри Энн опять забарабанил по полу. Я взглянул на свои часы и самому себе был вынужден признаться, что времени у нас в обрез. В сущности у нас его совсем не оставалось. И вдруг я сказал:
– У него появилась диафрагма.
Клиф спросил:
– Где? – и склонился ниже.
Я указал.
– И громкоговоритель.
– Это ты их вставил?
– Конечно, нет.
Мне ли не знать, какие детали я вставляю.
– В таком случае как они сюда попали?
Мы сидели на корточках и препирались.
Я сказал:
– Наверно, он их сам вставил. Может, он их выращивает? Посмотри-ка.
Я указал на две спирали, расположенные на некотором расстоянии друг от друга и напоминавшие два тонких свернутых пожарных шланга. Только шланги эти были металлические. На концах каждая спираль разветвлялась на пять или шесть тончайших нитей, в свою очередь закрученных в спиральки.
– И это тоже не твоя работа?
– Конечно, не моя.
– Что это такое?
Он знал, что это такое, и я знал. Что-то ведь должно было тянуться за необходимым материалом, из которого Малыш мастерил себе детали, и что-то протянулось за телефоном,
– И это тоже не моя работа.
Мэри Энн выглядывала из-за моего плеча; вдруг, без всякого предупреждения, она протянула руку и…
Я в это время вытирал испачканные маслом пальцы о бумажную салфетку и не успел остановить ее. Я должен был быть осторожнее – я же знаю Мэри Энн, она всегда готова прийти людям на помощь.
Как бы то ни было, она протянула руку, чтобы коснуться ну, этих, как их там – щупалец, что ли. Я так и не узнал толком, коснулась ли она их на самом деле или нет. Потом она утверждала, что не коснулась. Во всяком случае, она вскрикнула, а затем села на пол и стала растирать себе руку.
– За ту же самую, – жалобно протянула она, – сначала ты, потом этот.
Я помог ей подняться.
– Прости, Мэри Энн, я же предупреждал тебя, ты схватилась за оголенный конец провода…
Клиф прервал меня:
– Глупости. Никакой это не оголенный конец. Просто Малыш защищается.
Мне это и самому было ясно. Мне многое было ясно. Малыш был машиной нового типа. Математический принцип его действия отличался от всех других, когда-либо разработанных до него. Возможно, он обладал какой-то новой характеристикой, чем-то, чего не было в предыдущих думающих аппаратах. Может быть, ему захотелось стать живым и начать расти. Может быть, у него возникло желание создать много других себе подобных машин – целые миллионы их, так чтобы они заполонили всю Землю и стали драться с человеческими существами за право обладать ею.
Я открыл было рот, но Клиф, должно быть, знавший, что я собираюсь сказать, заорал:
– Нет, нет, не говори!
Но я не мог остановиться. У меня вырвалось:
– Послушай, его надо выключить. Эй, в чем дело?
Клиф заметил с укором:
– Он же слышит, о чем мы говорим, пустая твоя голова. Неужели ты не понял, что он услышал про паяльную лампу? Я собирался прокрасться сзади и вытащить шнур из розетки, но теперь он наверняка убьет меня, если я осмелюсь прикоснуться к кабелю.
Мэри Энн отряхивала пыль с юбки и возмущалась состоянием нашего пола. Я уверял ее, что мы тут ни при чем и что во всем виноват сторож. То есть я хотел сказать, что это он развозит грязь по полу.
Тогда она сказала:
– А почему ты не наденешь резиновые перчатки и не выдернешь шнур?
Я видел, что Клиф недоумевает, почему это не пришло в голову ему самому, но, так и не выяснив причины, он натянул перчатки и направился к Малышу.
Я завопил:
– Осторожно!
Глупейшее предупреждение. Ему приходилось быть осторожным – у него просто не было выбора. Одно из щупалец (теперь уже не возникало никаких сомнений на этот счет) выдвинулось вперед, спираль разжалась и легла между Клифом и электрическим кабелем. Она едва заметно вибрировала, и вместе с ней вибрировали ее шесть отростков. Трубки внутри Малыша начали светиться. Клиф и не пытался перешагнуть через препятствие. Он попятился, и спустя некоторое время спираль сжалась и улеглась на место. Клиф снял перчатки.