Здесь живу только я

Пелевин Александр Сергеевич

Если б коты умели хохотать во весь голос, Мюнхгаузен так бы и сделал. Но он только лениво повел ухом и прикрыл глаза.

— А с первой зарплаты… — Смородин задумался. – Я куплю себе новый костюм. Как у Каневского. Интересно, придет ли он сегодня? Вроде бы я приглашал его вчера.

Во дворе снова послышался собачий лай. Смородин выглянул в окно: собака приставала к толстой даме, которая несла из магазина два огромных пакета. Дама пыталась отбиваться и громко ругалась.

— Или позавчера?

Он посмотрел на кота, словно ждал от него ответа.

Но вместо ответа из

коридора послышалось наглое карканье дверного звонка. Смородин пожалел, что под рукой нет рогатки, иначе он охотно прибил бы не вовремя залетевшую ворону. Звонок раздался еще раз – уже протяжнее и громче, явно стараясь привлечь к себе излишнее внимание. Смородин вздохнул, накинул на тело рубашку и пошел открывать.

Человек, в столь ранний час успевший дважды лишить кнопку дверного звонка девственной тишины, оказался пресловутым Германом Каневским, старинным другом Петра и просто хорошим парнем. Его стройное тело почти двухметровой длины было упаковано в серое двубортное пальто с погончиками, под которым угадывался идеально сидящий клетчатый костюм-тройка цвета мокрого носорога, спящего за решеткой зоопарка после майского дождя. Из-под воротника белоснежной сорочки неприлично вылезал дразнящий язык узкого оранжевого галстука, а украшенная выразительно черными глазами, барельефным носом, приятной улыбкой и мягкими смолистыми волосами голова была увенчана серой фетровой шляпой. Это был обыденный его гардероб, за исключением галстука: оранжевый галстук Герман повязывал только по праздникам. В левой руке он держал никак не гармонирующий с остальным внешним видом черный полиэтиленовый пакет, внутри которого достаточно пристальный взгляд мог бы рассмотреть две бутылки тринадцатого портвейна и небольшую коробку.

— Здравствуй! – Герман шагнул за порог и радостно протянул свою руку с длинными тонкими пальцами, предварительно успев стянуть с неё перчатку.

— Привет, — Петр пожал руку и улыбнулся. — Почему ты не позвонил и не предупредил, что придешь?

Тонкие губы Германа выгнулись в ответной улыбке.

— У тебя был выключен телефон, — быстрым шагом он вошел в квартиру, уселся на табурет и принялся стягивать с ног свои остроносые черные ботинки. – К тому же позавчера ты приглашал меня в гости. Сегодня твой день рожденья.

— Черт, и правда, – смутился Смородин. — Значит, с днем рождения меня!

— С днем рождения тебя! – Герман встал, не успев до конца снять второй ботинок, и заключил именинника в крепкие объятия.

Две бутылки портвейна вскоре перекочевали на стол, а затем к ним присоединились два бокала и извлеченный из того же черного пакета небольшой тортик-суфле, поверхность которого представляла собой геометрически правильную розово-голубую спираль, украшенную в центре ярко-красной вишенкой.

— Это гипноторт, — пояснил Герман и крутанул торт на вертлявой подставке, отчего спираль пришла в движение. — Он гипнотизирует. А еще его можно есть. Уверяю тебя, это вкусно.

— Давай же съедим его, пока он не съел нас. — Смородин только сейчас осознал, насколько он проголодался.

Герман остановил движение спирали метким ударом ножа, вырезал кусок торта и шмякнул его на блюдце; затем снова закрутил подставку, снова воткнул нож и положил еще один кусок себе. Смородин откупорил первую бутылку портвейна и разлил божественный напиток по бокалам.

— За тебя! – Герман чокнулся бокалом с Петром и отпил небольшой глоток. — Как у тебя вообще дела? На работу не устроился?

— Да в общем-то нет, — замялся Смородин. – Как раз подумывал сейчас, не поискать ли работу.

— Отлично! – перебил его Герман. – Это значит, что у меня есть для тебя подарок, — с этими словами он вытащил из кармана блокнот, раскрыл его на последней странице и вручил Смородину небольшой листок бумаги с нацарапанным на нём телефонным номером.

Смородин взял бумажку. Под номером было приписано: «Грановский Илья Валерьевич».

— Это номер моего бывшего преподавателя режиссуры, — продолжил Герман. – Сейчас он отошел от университета и открыл на Маяковской музей. И туда требуется ночной смотритель. Платят прилично.

— Сколько? – поинтересовался Смородин. – И что это за музей?

Герман глотнул еще немного портвейна.

— Дом-музей Юлиана Фейха, также известный как «Музей пыли». Ты читал Фейха?

Смородин пожал плечами:

— Мне много о нем говорили. Но так и не дошли руки.

— Всячески рекомендую при случае зачесть. Замечательные стихи. Да и жизнь самого автора довольно интересна. Тебе понравится там работать.

— Хорошо, — Смородин отложил бумажку на стол. – Позвоню завтра. Сегодня я все равно буду пьян.

— Значит, завтра! Но обязательно позвони. Не стоит сидеть без работы в такое время. И почитай стихи Фейха, обязательно почитай. Кстати, как твои панические атаки?

— Все так же, — вздохнул Смородин. – Позавчера опять накрыло в метро. Впрочем, обо мне неинтересно. Расскажи о себе.

Герман покачал головой и прищелкнул языком.

— Плохо, — и посмотрел в окно. – С чего начать? С личного или с рабочего? То есть, сначала хорошую новость или плохую?

— Начни с личного.

— Значит, как ни странно, хорошая новость! – Герман впился зубами в кусок торта, торопливо прожевал и продолжил. — Я познакомился с чудным существом, а ты сейчас попробуешь угадать его пол.

Он извлек из кармана пиджака мобильный телефон и показал Смородину фотографию худощавого молодого человека с женственными чертами лица, не лишенного признаков симпатичности, присущей, впрочем, обоим полам.

— Ээээ... – нерешительно протянул Смородин. — Меня не покидает смутное ощущение, что это девушка.

— Его зовут Дарий. Красивое царское имя, — Герман с нескрываемым чувством гордости спрятал телефон обратно. — Мы познакомились с ней на съемках последней передачи. Он очень милый, у неё высшее образование и красивая фигура. Когда я впервые увидел его, сперва подумал, что это девочка, которая выдает себя за мальчика. Но затем разговорился с ней, понаблюдал за его жестами и манерой говорить и пришел к выводу, что это мальчик, косящий под девочку, которая выдает себя за мальчика.

— А оказалось, что это девочка, которая косит под мальчика, косящего под девочку, которая выдает себя за мальчика? – рискнул предположить Смородин.