Здравствуй, 1984-й
Шрифт:
Вечером, после дойки, решил сходить погулять и был заловлен в переулке любвеобильной соседкой. Никого в тупичке не было, и Галина не боялась огласки.
Глава 7
– Толя, ты куда пропал? – несколько нараспев спросила девица.
– Учеба, корова, да и огород копать надо, сегодня вот теплицу делал, – честно ответил я.
– Ой, мне тоже нужно огород копать! Поможешь? – якобы вспомнила Галина.
Нет, ну нормально, да?! Разок перепихнулись, и уже должен? Хотя… баба она справная, и точно даст, если буду понастойчивей.
– Давай на завтра забьемся. Баньку мне за работу соорудишь? – согласился я.
– Ну, ты жук, конечно. Баньку. А может, чего еще? – хохотнула Галка и добавила: – Будет и банька и, если постараешься, кое-что
– А что еще? – решил подколоть ее я.
– Узнаешь. Ладно, я пойду, а ты не сразу за мной выходи. Чего ты вообще сюда поперся? – на прощанье бросила Галина вопрос.
Чего поперся? Да вспомнил я кое-что. Тупик заканчивался забором автобазы, я в своем детстве там частенько бывал, заходил только с другой стороны. Что делал? Да хулиганил. То в машину кому залезу, если она открыта, то бензин солью. Делали мы с пацанами бутылки зажигательные. Наливали туда бензин, затыкали тряпкой и, поджигая, бросали в кирпичную стену, изображая из себя героев-панфиловцев. Однажды я так горел даже – плохо заткнул бутылку, тряпка при броске вылетела из бутылки, и часть бензина попала мне на голову. Вспыхнул как факел, но был не один, и меня быстро потушили, накинув что-то на голову. Брови обгорели, ресницы тоже, волосы стали кучерявые, ну и ухо подкоптилось. Вообще, вспоминая свое детство, я понимаю, что выжил чудом. Я тонул в реке, так и не научившись плавать, еле выплыл на спине под водой, прыгал с третьего этажа строящегося дома, серьезно повредив ногу, после чего, помню, даже заново учился ходить, так сильно зашибся. Это только часть неприятностей, которые со мной происходили. Для советского деревенского ребенка – это обычное дело. Я уже не говорю про самопалы, бросание патронов в костер, карбида в воду и прочие опасные дела. Это в наше время за детьми следят, а при СССР мы росли как трава.
Так вот, на этой автобазе был заброшенный домик связистов, и я вспомнил, что следующим летом водилы там найдут ящик коньяка. Как раз после моего девятого класса. Что за коньяк, я не знал, ведь слышал краем уха и сильно не вникал в подробности. А мужики были взбудоражены этим известием и только об этом и говорили. Да и бабы тоже. Где-то в магазине я это и услышал, стоя в очереди. И вот пока не стемнело, решил навестить тупичок, тем более тропка туда была протоптана ленивыми сотрудниками автобазы. И дыра в заборе, как водится, имелась.
Залез, иду к заброшенному домику в углу автобазы. Небольшой, одноэтажный кирпичный дом из двух смежных комнат, идущих одна за другой. Света там не было, но пустые окна давали его достаточно. В этой части автобазы устроили свалку – валялись тысячи сгоревших лампочек и куча прочего хлама. С трудом открываю покосившуюся дверь и захожу. Сразу находка! Целый ящик телефонов, все новье, но без дисков. Кому такие нужны? Вот же советская бесхозяйственность! Бросили целый ящик телефонов. В помещениях куча хлама, столы, верстак, неизвестно для каких целей нужный связистам. Все старое, разломанное, на полу куча бумаг. Поднимаю пару листов – ничего особенного, инструкция чего-то к чему-то. Не за этим пришел. Бегло оглядевшись, недоумеваю – где искомый ящик может быть? Все на виду, подвала нет, чердака тоже. Стоп! А чердак-то есть! Невысокий, в метр высотой, зато есть. И как туда залезть? Я взрослый поискал бы лестницу, подтащил бы перевернутый стол или еще как. А Толик решил вопрос моментально – залез на дверь и оттуда уже на карачках взобрался на чердачок. Вижу несколько пачек газет, кажется «Советский спорт». Выписывал кто, что ли? Ползу дальше по грязному полу. «Бабка по шее даст за грязную одежду», – мелькает мысль.
А вот и ящик! Пыльный, некрасивый, но с бутылками! Беру одну, читаю. Коньяк «Ани», сорок два градуса, год выпуска – одна тысяча девятьсот восьмидесятый, емкость – ноль семьдесят пять литра, сахар – полтора процента. Выдержка пять-шесть лет получается? Так пять или шесть? Армянский коньячный завод. Неплохо! Как же он попал сюда? Не буду ломать голову, надо выносить понемногу. С собой у меня сумка-сетка – в просторечье авоська. Большая, крепкая, я в ней арбузы носил килограмм по двадцать зараз. Нагружаю продуктом сетку, беру половину имеющихся бутылок и осторожно спускаю на землю. Бутылки задорно торчат из сетки, и всем видно, что я несу, но темнеет, и я надеюсь проскользнуть
Утро начинается с крика петуха. Серьезно обдумываю, как бы лишить того головы. Пять утра! Ну, полшестого максимум. Хорошо еще, когда в школу к восьми, а в выходной зачем рано вставать? Вчера я решил провести эксперимент и закрыл живой будильник в темном чуланчике, я думал, он на солнце реагирует. Ан нет! Орет по своим внутренним часам. Ворочаюсь, решая еще поспать, но тут приходят за коровой и окончательно меня будят. Бабуля громыхает посудой на кухне, что-то делая с утренним молоком. Бате петух нисколько не мешает, да и с чего бы? Залил вчера в себя литр водки и спит спокойно.
Иду на огород и заканчиваю перекапывать грядку под огурцы в теплице. Потом досаживаю картошку, благо осталось немного земли, и часам к девяти я уже свободен. Беру в заначке деньги и иду в магазин. Надо сказать, первый раз в этом теле.
Напротив моего дома находится одноэтажное здание хлебного магазина. Вернее, это даже не магазин, а пекарня с магазином в торце. Там, кроме хлеба, могут и торт сделать. Я вчера заказал бисквитный, вот сейчас заберу. Дешевле было пирожных взять, но это дело обыденное. А торт есть торт! Затем иду в другой магазин на соседней улице. Там, помимо продуктов, и промтовары продавались, и сейчас мне в глаза сразу бросились коробки с кубинскими сигарами. Хоть и не курил, а сразу захотел купить. Но сдерживаю позывы и покупаю мармеладки.
С выбором конфет в магазине тоскливо. Выхожу на улицу, солнышко уже начинает пригревать. Поднимаю голову и смотрю на небо. Вдруг слышу скрип тормозов и удар. Оборачиваюсь и понимаю, что жив чудом остался. За моей спиной машина врезалась в столб, который меня и прикрыл. От удара машину развернуло на триста шестьдесят градусов. Машина серьезная по нашим, совковским, меркам – «Волга». Вижу сквозь помятую дверь с осыпавшимся стеклом водителя, лежащего головой на руле – без сознания, похоже, мужик. Машина дымится и парит, дверь от веса водителя открывается, и тот падает на землю. Дядька лет сорока, в пиджаке, из головы хлещет кровь.
Из магазина выбегает продавщица и начинает кричать что-то неразборчиво, рядом невысокий дедок с палкой вместо клюки – он видел всю сцену сначала. Подбегаю к водителю, крича продавщице, чтобы та вызвала «скорую». Она забегает в магазин, а я недоумеваю – телефона там точно нет. Через секунду тетка, хотя какая она тетка – девка лет двадцати пяти – тридцати, закрывает дверь и куда-то быстро бежит, только с русой головы падает ситцевый платок. Она за ключом бегала в магазин, коза. Машина гореть вроде не собирается, лишь дымится, значит, займусь пострадавшим. Как оказывать первую помощь, я знал, ведь по тайге мне в свое время приходилось побродить. С помощью дедка укладываю пострадавшего на спину в положение вполоборота, для чего под одну из сторон туловища подкладываю валик из пиджака деда. Голову повернул в левую сторону и проверил нет ли рвотных масс во рту. Вроде все. Хотя вот еще и платок пригодился, стягиваю рану на голове им. Кровь сочиться не перестала, хотя, я надеюсь, ее стало поменьше теряться.
Пока занимался травмированным, пока приехала «скорая», пока меня опросил усатый мент, прошел час. Оглядываю себя – весь в крови, слава богу, не своей. Торт превратился в смятый кусок, и его уже попробовала деревенская собака. Бреду домой с чудом выжившим мармеладом в бумажном пакете. Дома бабуля выпытала из меня все подробности. Переодевшись, пошел за коньяком. Вышел опять через ход со стороны огорода с одной бутылкой в сетке, завернутой ради конспирации в газету. Надо заделать дырку – летом, я помню, будут лазить наркоманы и резать бутоны мака. А пирожки с маком мои самые любимые. Это я сейчас понимаю, для чего они портили наш мак, а тогда мы все недоумевали: кому надо-то?