Здравствуй, 1984-й
Шрифт:
Тормоза! Хех! Нет, тормоза на «Чезете» были, но тормозили обычно ногами или двигателем. Да и нет больших скоростей на трассе обычно. Эту конкретную я проходил в прошлом теле на второй скорости максимум. Уже во взрослом возрасте я гонял для себя на «Яве», на которой вообще тормозов нет никаких – скорость гасится заносом. Но это на льду. Было желание показать класс, но я поступил, как взрослый мужчина, и, сделав пару кружков, остановился.
– Вижу, умеешь кое-что, молодец. На сегодня хватит, давай до выходного.
Дома долго не мог уснуть. Нахлынули воспоминания. Я даже вспомнил, что в конце года, прямо перед последним звонком, в школе сгорела мастерская трудовика – вроде
Утром пью чай с молоком, отрываю лист календаря, что висит на стене, и читаю его. В этот день в тысяча девятьсот двадцать пятом вышел первый номер газеты «Комсомольская правда», например. А мы ее выписываем! Рассказать, что ли, на политинформации? У нас каждый четверг по утрам пятнадцать минут занимает политинформация.
Сижу на этой самой информации и слушаю речь нашего классного комсорга Андрея Люченко, тоже, кстати, отличный парень и можно было бы и его пригласить, но Штыба с ним совсем не контачил, и было бы странно звать. Тот, не затыкаясь, рассказывал прописные истины, затасканные пропагандой неисчислимое количество раз.
– Так вот, в этот день пять лет назад, пленум ЦК одобрил проект новой Конституции, а два года назад принял новую продовольственную программу с целью преодоления товарного дефицита, – закончил он и почему-то посмотрел на меня.
Ах да, я сегодня надел новые рубашку и брюки и стал видимым воплощением преодоления этого самого товарного дефицита! Правда, пленум тут ни при чем, а вот одна отдельная коммунистка – моя бабуля, очень даже при чем.
– Еще в этот день «Комсомолка» первый тираж отпечатала, – сказал я, желая сместить фокус внимания, и достал газету из портфеля.
Сидящая у нас комсорг школы Зиночка при этих словах встрепенулась. Она неизвестно зачем пришла к нам поприсутствовать, что случалось один или два раза за год.
Глава 11
– Штыба, молодец, важная дата, а давайте устроим общешкольное собрание, посвященное рупору всех комсомольцев – газете «Комсомольская правда»? Анатолий хорошую идею предложил! – воодушевленно произнесла она.
Ясно, опять подарок от комсомола! Зиночка выполняет поручение написать на меня отличную характеристику. Я сразу понял, куда ветер дует. Конечно, все проголосовали за инициативу комсомольца Анатолия Штыбы.
На последних двух уроках по труду мы корпели опять над шахматами, и после окончания уроков Сусана нам зачитал оценки, где у меня неожиданно оказалась четверка. Ни одной четверки за год не было, было штук пять троек. И как так вышло? Да как-как – у Сусаны и так полно косяков, чтобы не делать еще один новый, идя против воли директора. Удалось осмотреть и проводку, вроде все в порядке, но я заметил самодельный обогреватель у трудовика, обмотанный черной изолентой, уже затвердевшей от температуры. Когда все собирались домой, а трудовик вышел по своим делам, я быстро подрезал это устройство, буквально разломав его на куски. Не видел никто, кроме Кондрата, но он лишь подмигнул мне. Сто процентов решил, что хулиганю, а не спасаю школу от пожара. А гореть в помещении есть чему – здесь полно дерева и лаков. В прошлой жизни спасло то, что был день, и пожар заметили сразу. Вечером я услышал новость по телевизору – СССР организует соревнования «Дружба-84», причем диктор подчеркнула, что это не замена Олимпиаде.
Блин! Да твою ж мать! Футбол! В восемьдесят четвертом году, уже скоро, будет проходить чемпионат Европы по футболу. Я в свое время смотрел все матчи, и все их отлично помню. Интересно, а ставки делают на матчи в СССР? А вот этого не знаю. «Спортпрогноз» появился позже, это точно. Совок долбаный – как заработать честному инсайдеру?
В пятницу утром я шел в школу в приподнятом настроении – на следующей неделе у нас последний звонок, потом экзамены и свобода! И даже поставленная директором на место историчка не испортила мне его. Годовые оценки по истории – у меня трояк, а вот Вере Архаровой все-таки поставила пятерку. Я успел проинструктировать всех еще раз насчет днюхи, которую решил начать в час дня, как меня опять вызвал к себе директор.
– Значит так, Штыба, сейчас едем в город в больницу к Виктору Семеновичу. Он тебя лично хотел поблагодарить, – огорошил он с порога.
– Может, мне костюм надеть? – предложил я.
– Не надо, – поморщившись, ответил директор после некоторого раздумья. – Мы уже сказали, что ты простой парень, не балуешь хорошими оценками, но инициативный и справедливый. Твоя идея с «Комсомольской правдой» хороша, и характеристика тебе будет неплохая. Да и халат там дадут, уверен.
Едем на «уазике» в районный центр. Город находится от поселка километрах в шестидесяти, но плохие дороги заставили нас ехать часа полтора. Я даже поспал немного, укачало. В больнице, как и пророчил Николай Николаевич, нам вручили халаты, и мы поднялись на второй этаж в палату к больному. Против ожидания он куковал в помещении не один. Палата была на двоих, но просторная, с умывальником и небольшим холодильником «Минск». Второе место было обитаемо, но соседа не видно в палате. Может, на процедуре? Директор при виде Виктора Семеновича даже стал меньше и говорить стал совсем по-другому – почтительно. А больной выглядел просто героически! Обвязанная голова в пропитанных какой-то мазью бинтах придавала ему вид красного командира, раненного в боях. Рука, согнутая в локте и висящая на повязке, дополняла этот образ. Лицо у дядьки было приятное, светлое, и улыбнулся он мне, как показалось, искренне, совсем погагарински – открыто. Короче, красавец-мужчина лет пятидесяти, может чуть меньше.
– Так вот ты какой, Штыба! – протянул он и добавил, удивив меня до невозможности: – А ведь мой отец с твоим предком вместе воевали в гражданскую.
Это он про какого родственника? Насколько я знаю, фамилия Толика происходит от угольных отходов у нас в области. Так называемый штыб. Близлежащая Новочеркасская ГРЭС работала именно на штыбе – мелкой угольной пыли.
– Что, не знаешь про предков? Это плохо. А вот бабушка твоя в курсе. Что же она внуку не рассказала? – попенял бабуле коммунист. – Штыб Семен Митрофанович – твой дед двоюродный. Жаль, рано погиб, но на Кавказе его до сих пор уважают и даже площадь назвали его именем во Владикавказе. Бабка твоя – родная его сестра.
Толиковской памятью вспомнил, что, когда я родился, мама не жила с отцом и дала мне свою фамилию, а потом, в мои года два, они опять сошлись. А вот бабушка моя, Светлана Митрофановна, мне ничего не рассказывала, хотя, если честно, я вообще не интересовался ее прошлым. Видя, что я задумался, Виктор Семенович продолжил:
– Я, когда узнал, кто мне помог, сначала и не поверил, ведь твой дед спас моего отца в свое время! Да и ты молодец, не растерялся – и потерю крови уменьшил, и при сотрясении правильно действовал, – несколько неуклюже похвалил меня он.