Здравствуй, Евгений
Шрифт:
Его не было дома 17 дней, 7 часов и 77 секунд. А когда папа вернулся домой, он съел тарелку вареников, выпил кружку пива и сказал:
— Моника права. Швеция действительно существует.
В те самые давние-предавние времена люди в Швеции тоже толком не знали, где находится Польша, да и вообще не задумывались над этим. Люди занимались более важными и неотложными делами. Им нужно было красить свои домики в красный цвет, ловить рыбу и раков, строить корабли, покрикивать на детей и кормить гномов хлебными крошками. Словом, работы у них хватало и не было даже пяти свободных минут, чтобы подумать о Польше.
Но в один прекрасный день маленький Ларс (так звали шведского мальчика)
Папа Ларса нацепил на нос очки, но Польшу всё равно не увидел. И тут разгорелся спор точно такой же, как дома у Моники. А потом папа взял байдарку, фонарь, трубку и поплыл, потому что не хотел говорить детям неправду. Он решил удостовериться, существует ли на свете Польша.
Он отсутствовал ровно 17 дней, 7 часов и 77 секунд. То есть как раз столько же, сколько и отец Моники. Будем считать это случайным совпадением. Папа Ларса плыл на отличной байдарке, которая вообще не протекала. На ней можно было обернуться в оба конца и быстрее, гораздо быстрее, чем за 17 дней, 7 часов и 77 секунд, но папе Ларса было очень холодно, и каждые семь часов он вынужден был останавливаться и греть руки над огнём фонаря.
Папа Моники плыл на очень скверной, дырявой байдарке, из которой всё время приходилось вычерпывать воду. Но зато ему не нужно было останавливаться и греться, потому что у него в бутылке была такая жидкость, которая согревала ему сердце все 17 дней, 7 часов и 77 секунд.
— Значит, горячее сердце и дырявая лодка не уступят хорошей лодке, — сказал на птичьем языке Евгений, узнав эту историю.
Но для нас важнее всего то, что папа Моники узнал про Швецию, а папа Ларса — про Польшу. Каким-то образом новость распространилась и стала известна многим людям. Разумеется, птицы, которые путешествуют чаще, чем люди, знали всё это и раньше, но мало кто в Польше и Швеции понимает птичий язык. Мне известен только один такой человек. Он профессор, и его фамилия так длинна, что буквами, из которых она состоит можно исписать всю дорогу от Польши до Швеции и обратно. Поэтому легче вообразить себе её, чем написать. К тому же у меня всё равно не хватило бы чернил даже на дорогу от Гданьска до Мальборка или от Нючепинга до Норчепинга, а от Польши до Швеции путь гораздо длиннее. Если же названия неизвестных городов кажутся вам трудными, то, значит, вы представляете себе, как трудна фамилия профессора, знающего птичий язык!
А птичий язык в одиннадцать раз труднее, чем эта фамилия.
Евгений знал этот язык с детства. Он умел разговаривать со шведскими птицами, а потом, когда переехал в Польшу, научился разговаривать с польскими птицами.
Однако жизнь его не была лёгкой, как перышко, поскольку Евгений — как вам уже известно — был глиняной птицей.
И вот по поводу этой второй важной и необычной особенности Евгения мы можем сейчас погрустить (или порадоваться), кому что больше нравится.
Глава третья. ПОЧЕМУ ЕВГЕНИЙ БЫЛ ГЛИНЯНЫМ?
Как вы уже знаете, Евгений был птицей шведской. На свет он появился в Швеции, близ города Упсала. Не удивляйтесь — можно называться и Упсалой. А получилось это так.
В давние-предавние времена, когда Упсала ещё не называлась Упсалой, проходила в этих местах большая дорога. А по этой большой дороге ежедневно ходил дилижанс. В этом дилижансе ежедневно разъезжал один богатый человек (который очень любил путешествовать). Богатого человека всюду сопровождал его Повар — человек бедный. Повар терпеть не мог путешествий, потому что у него был насморк. Дилижанс ехал и ехал, ехал и ехал и как раз на середине пути проезжал безлюдную
— Уп! Простите, пожалуйста,… Уп…, Простите, пожалуйста… Уппп!.. Простите, пожалуйста…
На маленьком сквозняке Повар чихал двести шестьдесят пять раз, а на большом — триста десять.
Очень скучно и тошно чихать и в то же время извиняться.
Когда Повар чихал в двести шестидесятый раз, это звучало примерно так:
— Уп, простите, уппрос… Упс!.. Упс!.. Упс!..
Его спутники отлично понимали уже, что это значит, и вежливо кивали головами. Они искренне сочувствовали бедному Повару, страдавшему насморком, и в честь этого Повара, который чихал и в то же время извинялся, местность назвали УПСАЛА.
Существуют ещё и другие легенды про Упсалу, но эта среди птиц самая распространённая.
Шли годы. Большая дорога, по которой когда-то ездили Хозяин и Повар, становилась всё более оживлённой. У неё даже появилось название: дорога «Отсюда — Досюда».
Отсюда — город над морем, а Досюда — город в горах. Я говорю это потому, что слово «Отсюда» — по-шведски значит «у моря», а «Досюда» — «в горах». Оба слова звучат, может быть, несколько странно, но шведский язык вообще немного странноват, и только птицы знают его в совершенстве.
Из города Отсюда возили рыбу (ведь в море её было множество), а из города Досюда возили шкуры и шерсть, так как в горах жили овцы.
В один прекрасный день, а именно 13 марта, в окрестностях Упсалы (раньше это название писалось через три «п», но потом два из них потерялись на исключительно сильном сквозняке)… Так вот, 13 марта на дилижанс, следующий по дороге Отсюда — Досюда, напали разбойники.
Они обобрали всех до нитки, не пощадив и Человека-Который-Любил-Путешествовать. У него отняли 13 бриллиантов, 6 корзин, набитых булками с сыром, 25 изумрудов и любимое пирожное с дыркой. Наверно, и у Повара охотно ваяли бы 13 бриллиантов, б корзин и так далее, но у Повара не было ничего, кроме насморка.
Когда всё было отнято, разбойники исчезли в горных цепях Досюда, а Человек-Который-Любил-Путешествовать докурил трубку, сказал: «До свиданья, мой бедный Повар», — вылез из дилижанса и пошёл в Долину Сквозняков, туда, где была расположена Упсала. Он шёл пешком, так как денег у него теперь не было, и он больше не мог ездить в дилижансе.
Итак, он шёл по Долине Сквозняков, а когда увидел первые дома Упсалы, остановился, разжёг костёр и поставил шалаш.
Через восемь недель на месте шалаша он выстроил домик, а через шестнадцать — сложил в домике Огромную Белую Горячую Печь.
Потом из торбы, которую дал ему в дорогу Повар, страдавший насморком, он достал пригоршню муки, замесил её со всякой всячиной по способу, который был известен только ему одному, и стал печь хлеб.
Чудесный запах свежего хлеба быстро разнёсся по Долине Сквозняков, долетел до самой Упсалы, и люди стали приходить к домику-шалашу и покупать хлеб (так называемые шведские хлебцы). Хлеб этот не надо было нарезать, так как он уже был поделён на ломтики. И каждый ломтик был тонким и хрустящим. Люди похваливали, похрустывая, похрустывали, похваливая, и говорили так: