Здравствуй, Евгений
Шрифт:
— Не знаешь, что значит «клейбол»? — удивился Евгений. — Не знаешь, что это значит? — спросил он и вдруг весело засмеялся. — А я вот знаю! Я-то знаю, что это значит! Девушка сказала «клейбол», увидав меня! Клейбол — это я! Клейбол — это просто моя фамилия! Ура! Ура! Желаете знать, как меня зовут? Меня зовут Евгений Клейбол. Здравствуйте, — сказал он Привожу-Хлебу, — Знаете ли вы, что меня зовут Евгений Клейбол?
— Ну и что? — сказал Привожу-Хлеб, — Аните всё равно не нужны ни розовые, ни фиолетовые цветы. Ей подавай машину для мытья
Но Евгений продолжал радоваться своей фамилии и заснул, улыбаясь.
Ему снилось, что он плывёт на корабле. Корабль плыл по столу, удаляясь всё дальше и дальше от грозной госпожи Аниты, у которой всегда было плохое настроение.
Глава шестая. ЛОДКА, СДЕЛАННАЯ ИЗ РАКУШЕК
Евгений дремал.
Тем временем девушка в чёрных сапожках с пуговками говорила юноше в очках (по-английски):
— Знаешь, Ларс, мне очень нравится эта глиняная птичка. Чем дольше я гляжу на неё, тем она мне больше нравится.
— Агнешка, — ответил юноша, — я куплю тебе в магазине точно такую же.
— Вряд ли такую купишь в магазине. Посмотри, она же очень интересная.
— О птице не говорят «интересная». Нужно сказать — «красивая».
— То есть красивая… Я боюсь, что такую нам не достать на всём Стокгольме.
— Надо говорить «во всём Стокгольме», а не «на всём», — сказал юноша и дёрнул девушку за косу.
— Если ты не перестанешь меня поправлять, я заплачу, — сказала Агнешка. — Дома, в Польше, у меня были по английскому одни пятёрки, и учительница никогда не поправляла меня, — похвасталась она и скривила губы, собираясь заплакать.
— Не плачь, Агнешка, я говорю так только потому, что у нас, в Швеции, я всегда получал по английскому пятёрки с плюсом. Я хочу научить тебя английскому, а потом шведскому, а потом… Потом нам будет уже по восемнадцать лет, и я увезу тебя к морю, где живёт мой отец-рыбак. Там есть такой длинный-длинный пляж, он тянется от Не-Знаю-Откуда до Не-Знаю-Куда. По пляжу можно бегать, там можно собирать ракушки и цветные камешки. Из этих цветных камешков я сложу тебе дом, который будет пятым по счёту в деревне. Сейчас их только четыре.
— А из ракушек, — сказала Агнешка, — мы построим лодку.
— Это будет пятая лодка в деревне, пока их тоже только четыре. И я скажу отцу: «Папа, это моя жена. У нас есть дом из разноцветных камешков и лодка из ракушек».
— И птичка! — добавила Агнешка.
— И птичка, — повторил Ларс и коснулся её пальцев, смуглых и загорелых, потому что в Польше, откуда приехала Агнешка, солнце в то лето светило очень ярко. — Мой папа, — продолжал Ларс, — поцелует тебя в лоб и поплывёт в море ловить рыбу. Он привезёт нам крабов и
— А в доме номер четыре тоже проживает Скандберг? — спросила Агнешка.
— Нет, в доме номер четыре живёт Ковальский, — сказал Ларс. — Его мы тоже пригласим на свадьбу и будем есть и пить до самого утра. А ночью поплывём в море на лодке из ракушек и будем петь песни… Агнешка, я должен задать тебе очень важный вопрос.
— Задавай, — сказала Агнешка и стала с таким серьёзным видом заплетать левую косу, словно это была не коса, а корабельный канат.
— Агнешка, ты хочешь ещё одно пирожное с розовым кремом?
— Это и есть твой очень важный вопрос? — спросила Агнешка и с таким же усердием стала заплетать правую косу.
— Не совсем…
— А какой же важный? Говори, а то заплачу.
— Не плачь.
— А ты скажи.
— Агнешка, ты хочешь стать моей женой?
— Хочу, — пробормотала Агнешка себе под нос. — Хочу, но не могу. В половине пятого мне надо быть дома.
— Сегодня? — удивился Ларс и посмотрел на часы. До Польши было далековато, а время близилось к четырём.
— Нет, завтра! — ответила Агнешка. — Я полечу на самолёте.
Ларс немного помолчал, а потом сказал:
— Значит, ты не хочешь остаться со мной в Швеции и построить дом из разноцветных камешков?
— Хотеть — хочу, но не могу.
— Почему? Столько людей переезжает с места на место! Мой дедушка когда-то уехал в страну Перу и даже забыл предупредить об этом мою бабушку, свою жену…
— Но я не могу переехать ни в страну Перу, ни в какую-нибудь другую страну, — повторила Агнешка.
— Почему? — снова удивился юноша, и вихор упал ему на очки, отчего-то сразу же запотевшие.
— Причин, по которым я не могу уехать, всего семь. Я назову тебе только седьмую.
— Ладно, — тихо сказал юноша.
— Видишь ли, в моём лесу — это, значит, в лесу, где я живу (потому что мы живём в лесу), — есть косуля, её зовут Васька. Когда ей холодно, она подходит прямо к дому и ждёт. Я беру хлеба или ещё чего-нибудь и зову её: «Васька, Васька, Васька!» Она осторожно озирается, смотрит на меня большими глазами и потихоньку подходит. У неё тёплый язык и мохнатые уши. Других людей она боится и убегает.
— Ну и что? — спросил Ларс.
— Ну и ничего… Только кто же её накормит, если я уеду? — помолчав немного, сказала Агнешка.
Ларс не ответил, протёр очки и через полминуты спросил, медленно-медленно произнося слова:
— Так что же мне теперь делать?
— Купи мне такую птицу.
— Такую не купишь «на всём Стокгольме», — грустно улыбнулся Ларс — Впрочем, подожди, я попробую купить эту птицу.
— У него? — удивилась Агнешка и внимательно посмотрела на Привожу-Хлеба, спокойно подрёмывавшего рядом с Евгением.