Здравствуй, груздь!
Шрифт:
– Шутишь? Смотри, дошутишься! Тебе уж скоро сорок!
– Ничего, как-нибудь. Твое здоровье!
– Но я все равно не поверю, что на такую шикарную бабу мужики не западают.
– Почему? Западают, но это их глубоко личное дело.
– Первый раз, кажется, встречаю женщину, до такой степени сексуально не озабоченную.
– А мне в свое время прививку сделали, – сухо ответила Ангелина. Она переехала в этот дом через два года после своей трагедии и никогда никому об этом не рассказывала. Начала новую жизнь и не хотела, чтобы ее прошлое стало предметом обсуждения соседей.
Соседка тактично промолчала. Она прекрасно знала, что произошло у Ангелины, но понимала, что говорить об этом не следует, зачем бередить такую рану?
Когда соседка наконец удалилась, Ангелина от усталости уже ни о чем даже
Приняв это мудрое решение, она стала собираться на работу.
– Ангелина Викторовна, можно к вам?
– Заходи! Что у тебя? – не слишком приветливо спросила она.
– Мама просила узнать, вы сегодня придете, не забыли?
– А, нет, не забыла, но я уж сказала маме, что не знаю, у меня в семь встреча.
– Ангелина Викторовна, ну пожалуйста, приходите! Мне это очень важно!
– Важно, да почему? – удивилась Ангелина.
– Я суеверная! Вы так искренне пожелали мне счастья там, во Франкфурте, и бусы подарили тоже на счастье, и буквально в тот же день все сбылось… Пожалуйста, приходите!
– Сядь, Мака.
Мака села на краешек стула.
– Послушай, ты уверена в том, что это счастье?
– Да! Конечно!
Ангелина хотела сказать ей, что не стоит спешить, что лучше бы подойти поосновательнее к такому важному шагу, а потом решила – не стоит! Разве можно объяснить этой девочке, что счастье штука призрачная, что счастливой можно чувствовать себя какое-то время, да и то лишь тогда, когда ты готова к разочарованию, ждешь его, а оно не наступает… Но этого объяснить нельзя, тем более когда в глазах у девчонки такое сияние.
– Ну и хорошо. Я еще раз желаю тебе счастья. От всей души. А теперь скажи, когда сдаешь верстку?
– Юрьева? Уже сдала.
– Умница! Тогда иди.
– Но вы придете?
– Я постараюсь.
…Федор Васильевич был раздражен до крайности. Он всегда раздражался, если ему предстояло какое-то мероприятие, куда необходимо надевать рубашку с галстуком, а Мака слезно просила его одеться именно так, поскольку бабушка и мама придают этому значение. Да и вообще, роль жениха на смотринах казалась ему донельзя глупой. Но как говорится, назвался груздем… А он сам этим груздем назвался, никто не неволил, и вот теперь, Федор Васильевич, извольте лезть в кузов. Вы же не Подколесин, в конце-то концов,
– Мака, прекрати метаться, – потребовала бабушка Жанна Эдуардовна. – Придет твой жених, никуда не денется!
– Понимаю, баб, но я же волнуюсь…
– Волноваться – это теперь твой удел! Выходишь замуж за живого классика, – с легкой насмешкой произнесла Жанна Эдуардовна.
– Бабушка!
Но тут позвонили в дверь – и Мака бросилась открывать. Это пришла ее лучшая подруга Алина, суперсовременная девица. Под экстравагантной внешностью – волосы лилового оттенка, стоящие дыбом, разной длины рукава и штанины, и маленькие металлические очочки на хорошеньком носике – скрывалась нежная, интеллигентная девушка, которую в семье Маки все любили.
– Боже мой, Алина, что с твоими брюками! – всплеснула руками бабушка. – Это так надо?
– Конечно, Жанна Эдуардовна! Видите, левый рукав и правая штанина короче. Асимметричная симметрия или симметричная асимметрия, как вам больше нравится.
– Это что, так модно?
– Если пока немодно, то скоро будет! – Алина была начинающим модельером и предпочитала авангардные идеи. – Но клево же, согласитесь?
– По крайней мере, занятно, – рассмеялась Жанна Эдуардовна. – А ты-то замуж не собираешься?
– Да кто возьмет замуж такую асимметричную девушку? – хихикнула Алина. – Да и зачем мне замуж? Инстинкты удовлетворять можно и в свободном полете.
– Боже мой, я живу на свете почти восемьдесят лет, и, сколько себя помню, разговоры об инстинктах велись всегда, а потом самые ярые приверженцы свободной любви взрослели, стремились создать семью, завести детей – и это прекрасно. Ты тоже, поверь, лет через десять с восторгом будешь нянчиться с детишками.
– Через десять лет? Возможно, ведь тогда я уже буду старухой…
– Не могу слушать эту ахинею! Старухой она будет! Вот что, чем болтать чепуху, разложи лучше салфетки на столе.
– Знаете, кажется, крахмальные салфетки существуют только в вашем доме, ну и у олигархов, наверное, но я к ним пока не вхожа!
– Ах пока? Вот и учись…
– Приехал! – закричала Мака, не отлипавшая от окна. – Бабушка, приехал! С цветами!
– Не хватало еще, чтобы он в такой день и по такому случаю явился без цветов!
– Знаете, Жанна Эдуардовна, этот роман века просто отвал башки! Сорок четыре года! Морщины и вообще… Дура ты, Мака!
– Много ты понимаешь! – фыркнула Мака, поправила перед зеркалом свои рыжие кудряшки и ринулась открывать. – Федя!
– Привет, солнышко!
В прихожей пока никого, кроме них, не было, и Мака, став на цыпочки, его поцеловала. От нее приятно пахло ванилью. То ли пирог пекла, то ли духи такие…
Но тут в прихожую выглянула Мария Дмитриевна:
– Добрый вечер, Федор Васильевич.
– Да, добрый… – пробормотал Федор. Он был несколько смущен. – Вот возьмите, это вам. – Он сунул ей большой букет белых роз. Так ему посоветовала Дуська.