Здравствуй, груздь!

Вильмонт Екатерина Николаевна

– Зачем я тебе по телевизору, имеешь шанс увидеть меня воочию! С подарками и потрясающей новостью!

– Новостью? С какой новостью? – всполошилась сестра.

– Так я тебе и сказал по телефону! Ужином покормишь, тогда расскажу!

– Приезжай скорее, мы собирались уже садиться, но подождем тебя! Иваныч, ужин откладывается, Федя приехал!

С легкой руки Федора Васильевича его тезку все звали Иванычем, так их легче было различать.

Дверь ему открыл

свояк Иван:

– Ну, живой классик, добро пожаловать!

Они обнялись.

И тут же в прихожую высыпали остальные члены семьи. Дуська повисла у него на шее, Иваныч степенно жал руку, а Шурка ревела громким басом, пытаясь пробиться к ноге родного дядьки.

– Вы меня встречаете так, будто я не был в Москве по крайней мере год! – смеялся Федор Васильевич, впрочем растроганный и умиленный. Его сейчас легко было умилить.

– Ну, шурин, пошли ужинать, мы и так заждались, с голоду помираем! – сказал Иван. – Все рассказы и подарки потом, а то Шурке давно пора спать!

– Федя, мой руки – и за стол! – распорядилась Дуська.

– Зачем мыть руки, они у меня чистые!

– Не выдумывай!

– Так и быть, спасибо хоть ботинки снимать не заставляешь! – привычно ворчал Федор Васильевич.

Когда все уже сидели за круглым столом на просторной кухне, Дуся не выдержала:

– Феденька, какая у тебя новость?

– Нет уж, давай сначала поедим.

– А что, твоя новость испортит нам аппетит? – поинтересовался свояк.

– Тебе и детям – вряд ли, – засмеялся Федор, – а Дусе – запросто.

– Ты женишься? – испугалась сестра, отличавшаяся отменной интуицией.

– Представь себе!

– На немке? – воскликнул Иваныч. – Класс, будем к тебе в Неметчину ездить.

– Замолчи! – прикрикнула на него мать. – Федя, кто она?

– Она прелесть. Подробности после ужина.

– А совмещать ты не можешь? – взмолилась Дуся.

– Так я и знал! Ладно, вот смотри!

Он вытащил из кармана поляроидный снимок, сделанный кем-то на стенде издательства «Фатум». Мака и он.

– Боже мой, сколько ей лет? Восемнадцать есть? – простонала Дуся.

– Почти двадцать четыре, она редактор в издательстве.

– Дай-ка взглянуть, – потребовал Иван.

– И мне! – попросил Иваныч.

– А что, хорошенькая, аппетитная, прелесть просто! – восхитился Иван. – Свежачок!

– Рыжая, что ли? – спросил Иваныч.

– Она, кстати, чем-то на Шурку похожа, – заметил Иван.

– Глупости! – отрезала Дуся. – Она хищница! В ней есть что-то от рыси!

– Не ревнуй, Дусечка, у твоего брата хороший вкус. А что молоденькая, так это хорошо, нарожает тебе племянников! Ты же любишь детишек!

– У вас любовь? – обреченно вздохнула Дуся.

– Несомненно, причем с первого взгляда.

– Ну вот, так я и знала! Она, конечно,

не москвичка? У нее нет жилплощади?

– Ничего подобного, самая что ни на есть коренная москвичка, со своей квартирой на «Аэропорте», живет одна, но у нее есть мама с папой и бабушка.

– Правда? – у Евдокии Васильевны словно камень с души свалился. Никто не покушается на имущество ее любимого непутевого брата. – А кто ее родители?

– Мама преподает иностранные языки, а папа строит мосты в Европе. И, кажется, еще туннели, что-то в этом роде. А бабушка когда-то играла на арфе в оркестре Большого театра. Ты удовлетворена?

– Но ты еще не сделал предложение?

– Сделал!

– А как ее родители отнеслись или они еще не в курсе?

– Ну почему же? Я по телефону просил ее руки.

– Мама дорогая, – схватилась за сердце сестра.

– А как ее звать? – вдруг басом осведомилась Шура, поначалу не проявлявшая ни малейшего видимого интереса к невесте дяди Феди.

– Да, в самом деле! – поддержала дочь Евдокия Васильевна.

– Мака! Ее зовут Мака!

– Маку в сраку! – вдруг пробасила Шура.

Все оторопели.

– Ты что сказала? – первым опомнился отец. – А ну вон из-за стола! Так я и знал, что детский сад до добра не доведет! Зачем, спрашивается, ты сидишь дома? Чтобы твоя дочь так выражалась?

– Она никогда раньше… Ах боже мой, она ж еще не понимает. Федя, но что это за имя такое?

– Тамара!

– Да, – задумчиво глядя на фотографию, проговорила Дуся. – Имя Тамара ей совсем не идет. Но это ужасно!

– Что? – не понял Федор Васильевич.

– Я теперь обязательно буду все время рифмовать ее имя как Шурка.

У него хватило чувства юмора, чтобы расхохотаться.

Когда Шурку наконец уложили спать, Иваныч занялся подарками, Иван отправился смотреть футбол, деликатно оставив Федора наедине с сестрой.

– Федечка, ну расскажи, какая она?

– Да что рассказывать, завтра она вернется, так что послезавтра я вас познакомлю.

И только тут он вспомнил про найденную сережку. Отдав ее Маке, он напрочь забыл о находке. Интересно, она показала ее Ангелине? Надо не забыть завтра поинтересоваться. Прямо в аэропорту. Он обещал встретить дам.

– Федечка, но она же такая молоденькая, о чем ты с ней говорить-то будешь, когда первый угар пройдет, а? И вообще, она ж небось общительная, с кучей друзей, что ты с ними-то делать будешь, а? Или ей придется с ними расстаться? А это тяжело, она может не простить тебе этого…

– Ах боже мой, велика важность! Она меня любит!

– Так уж и любит! Влюблена просто, какая там любовь… Что она еще понимает… А дети? Ты детей-то хочешь?

– Да как тебе сказать…

– Понятно! Бедная девочка!