Здравствуй, груздь!
Шрифт:
– Так-то оно так, но вторая… меньше всего ей подходит определение «зайка».
– А что, тигрица? Тогда мой тебе совет – сохрани обеих. Дома – зайка, а на стороне тигрица. Полнота ощущений гарантирована.
– Сам же говорил – за двумя зайками…
– Поверь моему опыту, когда две зайки, вполне может появиться третья.
– Да на кой черт мне еще третья? Это ж целый гарем, а я не султан все-таки.
– Ты не понял, Федя. Когда при двух зайках появляется третья, то она уже может оказаться той самой… единственной.
– Лева, что ты несешь?
– Делюсь с младшим товарищем горьким опытом.
– А в результате живешь бобылем.
– Ну и что? Я еще могу себе позволить двух и даже трех заек.
– Понимаешь, Ангелина – она не зайка…
– Ах ну да, тигрица!
– Да и не тигрица она, а похоже, что она та, единственная…
– Ты с ней еще не спал?
– Нет.
– Тогда ты вообще ничего не можешь знать – зайка она, тигрица или просто маринованная селедка.
– Лева!
– Это только предположение, не более того, и потом, ничего плохого в маринованной селедке я лично не вижу. Главное, чтоб не клуша. Вот клуша – это не мое.
– Но что же мне все-таки делать?
– Просишь у меня совета?
– Могу себе представить, что ты посоветуешь, но все-таки прошу.
– Трахни незайку. Может, все как рукой снимет.
– А если нет?
– Если нет, тогда и будем думать. Если тебе негде ее трахнуть, приводи сюда. Я предоставлю тебе такую возможность.
– Незачем. Она живет одна.
– Отлично. Тогда приводи свою зайку. Я посмотрю на нее непредвзято. У меня глаз-алмаз. Хуже всего для нашего брата, когда под внешностью зайки скрывается какое-нибудь другое животное. Лиса, например, или еще хуже – гиена.
Лев Михайлович долго теоретизировал по поводу заек, затем разговор незаметно перешел на политику, а потом оба уснули. Федор в кресле, а хозяин на неудобной, узенькой кушетке…
Проснулся Федор оттого, что в кармане вибрировал и надрывался мобильник.
– Федя, ты где? Я же волнуюсь, ты знаешь, который час?
– Мака? Здравствуй, зайка!
– Федечка, ты пьяный?
– Да мы тут с другом…
– С каким другом?
– С Левой… мы тут выпили, извини, бывает, я сейчас приеду.
– Нет, Федя, не надо!
– Что значит – не надо? – вскинулся он.
– Нет, то есть надо, но не садись за руль, возьми лучше такси.
– Ах, все-таки надо? Слушай, Мака, ты что, с Дусей поссорилась?
– Господи, нет, с чего ты взял?
– Нет? Я, вероятно, что-то спутал… Я выпил. Но сейчас и вправду возьму такси и приеду. Зайка!
– Приезжай скорее, и не надо называть меня зайкой.
– Хорошо, не буду. Ну пока, до встречи!
Лев Михайлович спал крепким сном. Федор тихонько вышел из мастерской, спустился на несколько ступенек и вызвал лифт. В лифте воняло кошками.
Проехав два этажа вниз, лифт
– Федор Васильевич?
– Это вы? – почти протрезвел он.
– Неожиданная встреча! – как-то криво улыбнулась она.
– Да уж… Что вы здесь делаете?
– Я была у подруги.
– Какое совпадение! А я у друга, Левушку Тверитинова знаете?
– Нет.
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, все в порядке. Федор Васильевич, вы намерены сесть за руль в таком состоянии? – спросила она, когда они вышли на улицу.
– Ерунда!
– Возьмите лучше такси!
– Глупости, я в норме, прекрасно доеду.
– Нет уж, услуга за услугу, я вас довезу, садитесь.
– И куда вы намерены меня везти?
– Домой, надо полагать.
– А где мой дом? Моего дома нет больше, там разруха… Ремонт…
– Вы, вероятно, сейчас живете у Маки?
– Ах ну да… Живу… У Маки… Знаете что, отвезите меня лучше к себе домой.
– Это еще зачем?
– Хочется.
– Ну мало ли кому чего хочется!
– А чего хочется вам?
– Спать. Мне хочется спать.
– Со мной?
– Да нет, просто спать, без вас, – засмеялась она.
– Послушайте, вы прелесть! Вы так это мило сказали… вы, наверное, добрая, несмотря на внешнюю суровость… Другая на вашем месте либо развопилась бы, что я нахал и оскорбляю ее, или, наоборот, уже лезла бы ко мне в штаны. А вы…
Она засмеялась. Смех был хрипловатый и до ужаса сексуальный.
– Подобное предположение говорит о вашем, уж простите меня, дурном вкусе. С какими женщинами вам приходилось иметь дело?
– Ну вообще-то с разными, но… Между прочим, Владя всегда твердил, что у меня плохой вкус и что я ничего не понимаю в женщинах. И теперь я убедился, что он прав. Но не совсем. Вот влюбился же я в вас.
– Федор Васильевич, мне неприятно это слышать.
– Почему неприятно?
– Потому что мне небезразлична судьба Маки. Она не заслуживает такого отношения.
– Да какое отношение? Я прекрасно к ней отношусь! Думаете, почему я надрался? Потому что моя сестра попыталась говорить гадости о Маке, а я не позволил, и в результате поссорился с сестрой. Но я же не виноват, что сразу не разглядел вас, и, между прочим, во всем виновата ваша треклятая сережка!
– При чем тут моя сережка? – добродушно рассмеялась Ангелина. Ее забавлял пьяный лепет Головина. И вообще, у нее сегодня было отличное настроение.
– А при том! Я ее нашел и дал волю воображению…
– А, вы стали представлять себе, как выглядит женщина, потерявшая ее?
– Она выглядела в точности как Мака. Поэтому, когда я ее увидел, у меня съехала крыша. Кстати, вам нравится это выражение – ну насчет крыши?
– Я к нему глубоко равнодушна!
– Остановите, пожалуйста, машину!