Здравствуйте, мама !
Шрифт:
Перед рассветом советская авиация снова сделала налет на станцию. От мощных взрывов проснулись дети, собрались у окон. Над Бахмачом стояло красное зарево. Выбежавшие женщины смотрели выше - где-то там, в темном небе, кружили свои...
"17 марта 1943 года.
Еще и сегодня хоронили немцы убитых после бомбежки 15-го числа. Фрицы с трех часов дня уезжают из города на машинах километров за сорок на села, боятся бомбежки. Жители тоже начинают уходить понемногу. Немцы ходят злые, и нам от них достается. Детдом в Шумейкивом хуторе. С вечера ушли к Приходько. У них хороший погреб. С 7 часов вечера опять налет. Наши нащупали батарею,
Днем было слышно гул далекой канонады. Фронт не знаем где. Здорово работает "агентство ОБГ" ("Одна баба говорила"), но ему верить нельзя. По сведениям этого агентства, фронт подходит к Белополью (105 км). Если бы так, то хорошо было бы!"
"18 марта 1943 года.
Зенитчики уехали в Бахмач-2. Утром низко пролетал наш разведчик. В обед немцы сбили свой самолет. Там был доктор и генерал какой-то раненый. Люди бросились смотреть, но немцы отогнали всех очередью из автомата. Жители почти все уходят из города на ночь по хуторам и селам.
Снег сошел. Ночью опять бомбежка, и мы с Иваном Матвеевичем сидели в щели вдвоем на Садовой улице.
Сегодня слабее бомбили, чем вчера. Спрятали весы, на которых фрицы важили свои посылки. Они, собаки, каждый день слали в Германию посылки: сахар, яйца, масло, сало, барахло разное".
"19 марта 1943 года.
Люди на день возвращались в город. Наши бросили листовки, чтобы днем не боялись бомбежки и сеяли огороды, а убирать наши помогать придут. Бегали за листовками за 5 км. Немцы дали приказ, что, если у кого найдут листовку, - расстрел. Спать здорово хочется, и хожу вялый какой-то. Вечером уходим в Шумейкив хутор, а хозяйство оставили на Тузика. С вечера я завалился спать. Ночью опять налет. Наши, видать, разошлись не на шутку. Здорово долбят фрицев. Поп в церкви вчера после службы начал читать проповедь, что, мол, "помолимся за дарования победы нашим освободителям", то есть немцам. Сразу почти все вышли из церкви, а ему бросили записку: "Что ты, черт долгогривый, будешь делать, когда наши придут?"
"21 марта 1943 года.
Вчера не ходил в город. Был все время в хуторе и почти весь день спал. В хуторе около 100 дворов. Сегодня в городе. Пути за ночь наши разбили, и сейчас их чинят. Дом у нас цел, только окна вылетели. На огороде большая воронка, и у нас пробило стену осколком и выбило стенку в шкафу. Остались на ночь в городе. Вечером опять бомбежка, но не очень сильная. Ворам сейчас раздолье. В городе никого почти нет. Наши во время бомбежек спускают парашютистов, и люди часто находят парашюты. Шелку в нем метров сорок. Вот бы найти! Комендант дал приказ все парашюты, листовки и все вещи, брошенные с самолетов, сносить в комендатуру. А не то расстрел. Ищет дураков! Крестьяне уже сеют".
"23 марта 1943 года.
Рано утром в городе. Эту ночь городу досталось. Кругом здоровенные воронки. Гарью здорово несет. Ивана Матвеевича чуть не привалило землей в щели. Близко бомба упала. Говорит, что все время в ушах гудит. Хата целая, но еще прибавилось воронок на огородах. Наши разбили депо".
Жители хутора Шумейкива чем могли помогали детдому. Крестьянки, завидев на улице детей, зазывали их
– Не журитесь - прокормим!
– утешали они Анну Константиновну.
Жизнь приюта на новом месте потихоньку налаживалась. Старшие ребята становились хорошими помощниками - таскали воду, кололи дрова, чистили картошку. Анна Константиновна приглядывалась к детям, отмечала, что развиваются они нормально, и в душе гордилась этим. Нина Щерба любила читать, Тамара Копель - рисовать, Стась Григорцевич - играть в "немцев" и "наших", а Слава Щерба был путешественником. Где-то пропадал целыми днями, но к вечеру обязательно возвращался, чтобы не волновалась Анна Константиновна. Часто бегал к железной дороге - она была для него своего рода газетой. Прибегал радостный:
– Снова привезли битых немцев!
Однажды Слава нес с соседнего хутора молоко для Шурика Неизвестного. Шел полями и вдруг увидел, что на черной пашне что-то белеется. Это была свежая листовка. "Наши!" Он обшарил глазами небо, но там было пусто. Быстро спрятал листовку за пазуху и побежал. Занозил босую ногу, пролил молоко. Валентина Тихоновна начала было его отчитывать, однако, увидев листовку, все забыла. Простые родные слова рассказывали о положении на фронте, о героическом труде советских людей в тылу, призывали к мужеству, к борьбе против немецких захватчиков...
Но вернемся в Бахмач и снова посмотрим на мир глазами Толика Листопадова.
"1 апреля 1943 года.
Сегодня первую ночь спали без бомбежки. Сразу чудно как-то показалось. Тепло уже. Ребятишки начинают бегать босиком. Сегодня немцы согнали ребят и меня тоже и начали фотографировать в то время, как другие "дают хлеб". Заставляли тянуться за хлебом. Мы начали разбегаться, а они нас бить. Мне досталось раза два в ухо".
"7 апреля 1943 года.
Сегодня опять налет с вечера, но не сильный. Днем шлялся по станции и за это получил по зубам от жандарма. Из носа текла кровь. У нас уже повелось, как только поп начнет читать за здравие немцев, все выходят из церкви, а ему разные интересные записочки бросают".
"8 апреля 1943 года.
Сегодня опять налет. Все думают, что опять полмесяца подряд бомбить будут. Бросали по городу листовки. Полиция бросилась утром собирать, но ничего не нашли. Все люди подобрали. Потеха!"
А для приюта снова наступали тяжелые времена. Хуторяне делились с детьми последним, но весна сорок третьего года в немецком тылу была особой. Много земель пустовало еще с прошлого лета. С приходом врага общественные хозяйства были разрушены, и уже полтора года фашисты непомерными налогами и грабежами душили крестьян. Пришлось голодать, отказывать себе в самом необходимом, чтобы засеять хотя бы часть земли. Родные листовки, содержание которых знали в каждой хате, призывали: сейте, сейте, сейте хлеб!
Наступили дни, когда Анна Константиновна с трудом вставала - кололо сердце, кружилась голова, не держали опухшие ноги. На детей было больно смотреть. Они перестали играть, сидели присмиревшие, тихие.
Валентина Тихоновна отправилась по соседним хуторам. Удалось достать немного муки, из которой готовили густую, тянучую массу. Когда сваренная мука застывала, ее резали ножом на маленькие кусочки и ели. А однажды утром Слава Щерба тоже взялся за мешок.
– Куда?
– спросила Анна Константиновна.