Здравствуйте, мама !

Чивилихин Владимир Алексеевич

Что хочет сказать Данила Иванович?

– И сейчас у меня девочка, - задумчиво продолжал Костенко.
– Мать ранило на станции. Не приходя в сознание, скончалась. И Тамара даже фамилии своей не знает. Черноглазенькая такая. Болеет, плачет... А какая из меня нянька?..

И он ушел, постукивая по земле палкой.

На улице неожиданно встретилась Валя Прусакова. Анна Константиновна помнила ее еще пионеркой и комсомолкой. Перед войной Валентина Тихоновна приезжала к матери в Бахмач с мужем, и у них, кажется, были дети.

– Как, ты здесь, дорогая?
– удивилась и обрадовалась Анна Константиновна.
– Вы же на Харьковщине жили...

– Да, счастливая жизнь была, - проговорила Валентина Тихоновна, приглядываясь к бывшей своей воспитательнице.
– Сейчас к маме, куда же еще в такое время.

– У тебя дети?

– Двое...

Они пошли по улице Войкова. Валентина Тихоновна рассказала, что они с мужем учительствовали в селе Печенеги Харьковской области. А в первый день войны Николай Ефимович Прусаков ушел на фронт.

– Писал, пока немцы не нагрянули в село... Кто же думал, что они до Харькова дойдут?

– И мой Виталий писал, - сказала Анна Константиновна.
– Последнее письмо было: "Иду на фронт". Больше ни слова...

Валентина Тихоновна поведала, как добиралась до Бахмача. Взяла на руки трехлетнюю Сталину и пошла. Десятилетний Олежка бежал рядом. Бросили квартиру и все, что осталось от нажитого. Денег у них не было ни гроша. Шли проселочными дорогами, потихоньку продвигались от села к селу, ночевали у добрых людей, а то и среди поля. Несколько сот страшных километров преодолела она с детьми, попадала под бомбы и обстрелы, совсем ослабела дорогой и еле живую, высохшую от голода принесла в Бахмач Сталину...

– Зайдем ко мне, милая, - пригласила ее Анна Константиновна.

– Что это?!
– испугалась гостья, войдя в хату.
– Теснотища-то какая.

На другой день Валентина Тихоновна пришла снова, принесла свеклы, предложила искупать ребят. Таскали воду, грели ее в ведрах на плите и мыли детей в деревянном корыте. "А почему бы не купать их в бывшем детсаду? подумала Анна Константиновна.
– Стоит пустой. Там ванны есть и чан, вмазанный в печку".

– Валя, - сказала Анна Константиновна.
– Послушай меня. Детей собирают по дорогам и увозят в душегубках...

– Знаю, мама говорила...

– Безнадзорных, понимаешь?

– Понимаю, - протянула Валентина Тихоновна.

– А что, если мы займем помещение бывшего детсада? Поможешь? Думаю, что ребят не тронут, если они будут с нами.

– Все равно надо разрешение...

– Я пойду на все - это же _наши дети_.

– Помогу, - сказала Прусакова.

Еще одна, уже не случайная встреча с Костенко. Данила Иванович все понял. Он поговорил в городской управе, и там пообещали не трогать сирот, "если, конечно, не немцы".

Несколько дней женщины мыли полы в помещении бывшего детского сада, белили стены, потом достали с чердака уцелевшие зимние рамы. Позвали старика стекольщика, и он кое-как вставил и заклеил бумагой разбитые стекла. Иван Матвеевич переложил плиту, сбил из досок несколько скамеек.

В те дни Анна Константиновна подобрала на улице еще нескольких сирот. Данила Иванович Костенко принес Тамару, а из Городища привезли Милю.

Через Костенко достали в управе мешок овсянки. Так начал свое существование бахмачский "приют обездоленных" - самодеятельное, незарегистрированное у оккупантов учреждение. О нем знала городская управа, там даже сулили помощь, однако надежды на то, что детей пожалеют, не оправдались. И ладно бы немцы, а то именно эта управа предложила очистить отремонтированное помещение. В нем разместились гестапо и полиция, которая пополнялась бандитами и подонками и готовилась к карательным акциям против партизан.

Женщины заняли две комнаты в здании бывшего нарсуда. Но помещение сильно пострадало от бомбежки и почти не годилось под жилье. Снова взялись за ремонт, позвали стекольщика. Этот дед, известный своим ремеслом всему Бахмачу, имел единственную ценную вещь - алмаз. Он дорожил им пуще глаза. Когда однажды он возился со своим инструментом у окон нарсуда, к нему подошел пожилой немец, вырвал алмаз. Старик заплакал, кинулся отбирать свою драгоценность, но фашист выстрелом в упор убил его...

Расстрелы в городе не прекращались. Был введен комендантский час и другие строгости, хотя фашисты, очевидно, уже начали понимать, что запугать население, низвести людей до положения бессловесных рабов не удастся. Сюда, к степным местам, подходили ночами из северных лесов и болот партизаны - взрывали поезда, нападали на карателей, и даже в таком аду, как Бахмач, кто-то расклеивал сводки Совинформбюро. Но пусть лучше об этом расскажет наш свидетель...

"11 июля 1942 года.

Сегодня пришел в город. Вербовщик уехал. Все это время жил на хуторе. Туда немцы не ездят. Болота кругом, и они боятся. В город наехало немецких фрау со своими детьми. Видел, как маленький пацан немецкий бил нашего хлопца, а кругом стояли фрицы и хохотали. Обидно здорово".

"24 июля 1942 года.

Едут на фронт итальянцы. Форма у них чудная: фетровая шляпа с пером, френчик, штаны немного ниже колен, обмотки и ботинки на железном ходу. Лягушек зеленых жрут, аж глядеть противно. Мы им принесли шапку, дак они чуть не подрались за них. Загалдели чего-то по-своему и скалятся, вроде им пирожное преподнесли".

"1 августа 1942 года.

Сегодня немцы здорово отодрали. Думал, уши оторвут - и все из-за яблок. Зенитки увезли. Фронт к Воронежу отошел. Были днем два немца у нас и говорили, что немецкие войска дальше Волги не пойдут. Дураки! А кто их пустит на Волгу? По приказу немцев по городу ходить можно с 5 часов утра до 9 часов вечера в летнее время, а в зимнее - с 8 часов утра до 5 вечера".

"13 августа 1942 года.

Сегодня вели партизан. Их бьют, а они "Интернационал" поют. Геройский народ! Одежда вся немецкая. 9-го стоял эшелон в Германию. 24 человека выскочили из одного вагона и разбеглись. Немцы стрельбу открыли с автоматов. Я проснулся и сразу подумал, бой какой идет, а потом узнал, что это фрицы на людей охоту открыли. Троих убили, а остальные разбежались. Теперь каждый день облавы, а на базар ходят одни старухи".

"29 августа 1942 года.

Немцы дали приказ, чтоб в поле около путей на 100 м с одной и другой стороны никто не ходил. Если кого увидит патруль, то будет стрелять без предупреждения. Вчера около Данькивки корова к путям подошла, так они ее застрелили. Они уже в коровах подразумевают партизан.

Бахмачских полицаев гоняли на ивангородских партизан, так они оттуда еле ноги унесли. Привезли с собой убитых. Там руководит председатель сельсовета".

"10 сентября 1942 года.