Здравствуйте, я ваша мачеха Эмма
Шрифт:
Я бросила взгляд на портрет и вздрогнула.
Агафья Платоновна зевая сидела за столом и попровляла фитиль у оплавленной и почти сгоревшей свечи. Под ее пальцами порхал оранжевый близнец моего мотылька.
Тихого вскрика я все же сдержать не смогла, хотя и ожидала нечто подобное.
Неторопясь, степенно встала с жесткого стула и подошла ближе к картине.
Агафья Платоновна бросила возиться со свечой и посмотрела на меня, сладко зевая и прикрывая рот кончиком шали с шелковой, зеленой бахромой. Затем она поманила меня пальцем поближе и молча нагнулась, исчезнув
Обыкновенная трехлитровая банка, блестела зеленовато-прозрачными, стеклянными боками на которых плясали оранжево-желтые отблески и отражалась сама Агафья Платоновна.
Жещина поставила банку на стол и беззвучно постучала ноготком по ее пузатому боку.
Как ни странно, но ее намек я поняла почти сразу. "Граждане, храните деньги в банке", вспомнилась мне знаменитая фраза.
— Агафья Платоновна, вы хотите мне сказать, что у вас на счетах есть деньги? Я могу ими воспользоваться, как наследница? — мой голос шелестел простудой, которую я наверное подхватила вчера, когда откапывала мобиль из снежного плена.
Агафья Платоновна довольно улыбнулась и кивнула головой.
В дверь постучали неуверенно и робко, словно поскреблась большая мышь. Я знала почти наверняка, как зовут эту наглую мышу.
— Войдите! — крикнула я и подмигнула застывшей на портрете Агафье Платоновне.
Я стояла кутаясь в теплую шаль, которую накинула прямо на длинную ночную рубашку с рюшами и кружевами. Заплетенные в косу на ночь волосы, растрепались и пушистыми прядями лезли в глаза, щекотали нос. Я громко чихнула, отдышалась и повторила свое приглашение.
— Заходите уже, Катерина Васильевна, не съем я вас, — мой простуженный голос неприятно заскрипел.
Дверь открывалась очень долго. Вначале она деликатно и тонко скрипнула, затем послушная чьей-то руке с той стороны вздрогнула, а затем лишь отворилась.
Я замерла с открытым ртом, забыв о том, что собиралась сладко зевать.
Застывшая на пороге высокая и плечистая фигура совсем не напоминала низкорослый, плотно сбитый облик моей вероломной управляющей.
Таинственная фигура нерешительно потопталась на пороге, маскируясь в плотном сумраке за плечами, а затем шагнула в гостиную.
— Петр… как там вас? Вот черт, отчество забыла! Беркутов?! Какими судьбами? — мой голос наверное от испытанного потрясения, больше не сипел, а вновь разливался серебристым колокольчиком.
Петр Беркутов усмехнулся разглядывая меня, задержал взгляд на моих голых щиколотках торчащих из поношенных, но удобных домашних туфлей.
— Прошу прощения, Эмма Платоновна, но я должен был убедиться, что вчера с вами ничего страшного не случилось, — он пытался насмешливо улыбнуться, но улыбка вышла неловкой и кособокой. — Когда мы с Катей вернулись, то ни вас ни вашего мобиля на месте уже не было. Я поехал до ближайшей зарядной станции, но там мне сказали, что к ним со вчерашнего вечера никто не приезжал. Всю ночь я промучился ругая себя последними словами, а к утру не выдержал и поспешил сюда. Я должен был убедиться, что с вами Эмма Платоновна, все в порядке, — он развел руками и усмехнулся.
Я тоже усмехнулась, отзеркалила его наглую и самоуверенную ухмылку.
— Убедился? А теперь пошел вон отсюда, Беркутов. Я вчера тоже убедилась, что более гадкого и ненадежного человека в своей жизни еще не встречала! И после того, как вы…, к черту! Как ты бросил ночью, в начинающейся метели бедную женщину, ты сможешь и дальше считать себя мужчиной?! — мой голос почти визжал, я размахивала руками и воинственно наступала.
Беркутов стоял неподвижно, своих позиций сдавать не спешил, а я очнулась лишь тогда, когда уперлась в холодное, пахнущее морозом и дорогим табаком колючее, шерстяное пальто.
Сильные руки обхватили меня за талию и на миг прижали к себе. Я еще глубже зарылась носом в колючую шерсть, даже услышала бешеный стук сердца мужчины. И с ужасом осознала, что все вокруг нас вибрирует, воздух искрит от напряжения, а пространство вдруг сузилось до двух фигур в этой большой и мрачной гостиной. Сейчас были только я и только он — ненавистный Петр Беркутов.
Наверное мужчина ощутил тоже самое, он отодвинул меня от себя вытянутыми, сильными руками, как куклу и поставил в сторонку.
— Я рад, что с вами все в порядке Эмма Платоновна. Способность визжать, брыкаться и не особо выбирать выражение в словах, вы не растеряли. Я искренне рад за вас!
Мужчина резко развернулся и вышел. На этот раз с дверью он не особо церемонился. Она закрылась так громко, что подпрыгнула посуда в дубовом, резном буфете и затрещали поленья в камине.
Я устало добралась до стола, села ощущая небольшое головокружение. Мой взгляд задержался на портрете. Агафья Платоновна поджала губы и осуждающе кивала головой. Ее белые, холеные руки быстро раскладывали карты. Когда последняя карта заняла свое место, женщина внимательно рассмотрела всю комбинацию, а затем досадливо махнула рукой. Небрежно сгребла карты в одну кучу, и накрыла их зеленой, шелковой шалью снятой с круглых, упругих плечей.
— Вы бы мне рассказали, что там нагадали тетушка? — спросила я тихо.
Агафья Платоновна раскрыла рот, словно собралась заговорить, но тут входная дверь распахнулась и в гостиную влетела Екатерина Васильевна.
— Хозяйка, там люди приехали наниматься на работу. Целая толпа. Я их пока в трактирном зале разместила. Все вас ждут, — она говорила быстро, а глаза отводила в сторону.
— Екатерина Васильевна, это все, что вы мне сказать хотели? — мой голос прозвучал холодно и строго.
Женщина вздохнула, поправила гладко зачесанные волосы и отвернулась.
— Эмма Платоновна, ну вы сами немного виноваты, надо было сразу соглашаться. Мы бы до дому добрались, а там на моей старушке бы обратно к мобилю вернулись. Кстати, а как вам удалось мобиль зарядить? — Екатерина Васильевна глядела на меня подозрительно насупив свои светлые бровки.
Я смотрела на нее пытаясь увидеть смущение или возможно сожаление о том, что так неловко вчера получилось. Но ничего подобного не видела.