Zealot. Иисус: биография фанатика
Шрифт:
Такое нетрадиционное использование Иисусом этой загадочной фразы, должно быть, было совершенно непривычным для слушателей. Часто утверждается, что когда Иисус говорил о себе как о «Сыне Человеческом», иудеи понимали, что он имеет в виду. Но они не понимали. На самом деле, у людей той эпохи не было единого понимания слов «сын человеческий». Не то чтобы эта фраза была совсем незнакомой — она вызывала в памяти целый ряд образов из книг пророков Иезекииля и Даниила и из Псалмов. Просто они не видели в ней титул, что имело место в случае, например, со словами «Сын Божий».
Иисус тоже, по-видимому, брал образный ряд для выражения «Сын Человеческий», подразумевавшего конкретного человека, нежели просто «человека», из Писания. Возможно, он использовал книгу пророка Иезекииля, где пророк назван
Книга пророка Даниила, написанная в период правления селевкидского царя Антиоха Эпифана (175–164 гг. до н. э.), считавшего себя божеством, содержит описание ряд апокалиптических видений, которые якобы посетили пророка во время его пребывания при вавилонском дворе. В одном из них Даниил видел четырех чудовищных зверей, поднимающихся из великого моря. Каждое из чудовищ символизировало одно из великих царств: Вавилонское, Персидское, Мидийское и греческой царство Антиоха. Эти звери бесчинствовали на земле, разоряя и вытаптывая города людей. Посреди смерти и разрушения Даниил увидел того, кого он называет «Ветхого Днями» (Бога), сидящего на троне из языков пламени, в белых как снег одеждах, с волосами, подобными чистой шерсти. «Тысячи тысяч служили Ему, — пишет Даниил, — и тьмы тем предстояли пред Ним». Ветхий Днями вершит суд над чудовищами, убивая и сжигая одних и отнимая власть у других. Затем Даниил, стоящий посреди всего действа, видит, как «с облаками небесными шел как бы Сын человеческий [ bar enash]».
«Дошел до Ветхого Днями и подведен был к Нему, — продолжает Даниил. — И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан. 7. 1–14). Так, «как бы Сын человеческий», под которым Даниил подразумевает конкретного человека, получает единоличную власть над всей землей и силу править всеми народами и племенами как царь.
Книги Даниила и Иезекииля — не единственные тексты, в которых «сын человеческий» означает одного конкретного человека. В аналогичном значении это выражение встречается в апокрифических Третьей книге Ездры и Первой книге Еноха, особенно в той части книги Еноха, которая содержит притчи и называется Книга образов (Similitudes,1 Енох 37–72). В Книге образовЕнох рассказывает о видении, в котором он смотрит в небеса и видит человека, называя его «сын Человеческий, имеющий праведность». Он говорит о нем как об «Избранном» и утверждает, что он еще прежде творения был назначен Богом к тому, чтобы сойти на землю и судить людей от имени Господа. Ему даруется вечная власть и царство на земле и он будет вершить огненный суд над царями этого мира. Богатые и власть имущие будут умолять его о пощаде, но он не даст им пощады. В конце отрывка читатель обнаруживает, что этот «сын человеческий» — сам Енох.
В Третьей книге Ездры фигура «сына человеческого» возникает из моря, поднимаясь на «небесных облаках». Как у Даниила и Еноха, у Ездры сын человеческий приходит, чтобы судить неправедных. Имея поручение возродить двенадцать колен Израиля, он собирает войско на горе Сион и побеждает вражеские армии. Но хотя апокалиптический судья у Ездры «подобен человеку», он не простой смертный. Он предвечное существо, наделенное способностью извергать из уст пламя, пожирающее его врагов.
И Третья книга Ездры, и Книга образовЕноха были написаны примерно в конце I века н. э., уже после смерти Иисуса и разрушения Иерусалима. Несомненно, эти апокрифы имели влияние на первых христиан, которые, по-видимому, воспользовались более духовным, сверхъестественным образом «сына человеческого», представленным в этих текстах, чтобы переосмыслить миссию Иисуса и объяснить, почему ему не удалось выполнить то, чего ожидалось от мессии на земле. Похоже, особенно много образов
Если придерживаться примиряющего все точки зрения взгляда, что главным, если не единственным, источником для Иисуса была Книга пророка Даниила, следует внимательно рассмотреть тот евангельский отрывок, в котором использование этого термина Иисусом наиболее близко подходит к смыслу слов Даниила. Это может помочь понять, что подразумевал под этим сам Иисус. Эти слова о «сыне человеческом», произнесенные незадолго до смерти Иисуса, большинство ученых считает аутентичными и восходящими к исторической реальности.
Согласно евангелиям, Иисус предстал перед синедрионом, чтобы держать ответ. Священники, старейшины и книжники бросают ему в лицо обвинение за обвинением, но Иисус бесстрастно молчит. Наконец, первосвященник Каиафа встает и прямо спрашивает Иисуса: «Ты ли Христос, Сын Благословенного?» («Ты мессия?»)
Именно здесь, в конце пути, начавшегося на берегу реки Иордан, наконец, снимается покров «мессианской тайны» и открывается подлинная сущность Иисуса.
«Я», — отвечает Иисус.
Но тут же самое ясное и самое лаконичное заявление Иисуса о своем статусе мессии сменяется пылкой проповедью, взятой прямо из книги Даниила, которая снова все смешивает и запутывает: «И вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Мк. 14. 62).
Первая часть ответа Иисуса первосвященнику является отсылкой к Псалмам, где Бог обещает царю Давиду, что тот будет сидеть справа от него, «доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих» (Пс. 109. 1). Но слова «грядущего на облаках небесных» являются прямым указанием на сына человеческого в видении Даниила (Дан. 7. 13).
Это не первый случай, когда Иисус, слыша чье-то заявление о нем как о мессии, переводит тему на «Сына Человеческого». После исповедания Петра у Кесарии Филипповой Иисус сначала заставляет его замолчать, а потом говорит о том, как будет страдать Сын Человеческий, как он будет отвержен, затем убит и воскреснет через три дня (Мк. 8. 31). После преображения Иисус берет с учеников слово никому не рассказывать об увиденном, но только «доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых» (Мк. 9. 9). В обоих случаях понятно, что представления Иисуса о «Сыне Человеческом» важнее представлений других людей о нем как о мессии. Даже в конце жизни, стоя перед обвинителями, он готов принять титул мессии только в том случае, если он будет согласован с его специфической трактовкой в духе книги Даниила — с идеей о «Сыне Человеческом».
Все это наводит на мысль о том, что ключ к разгадке «мессианской тайны» и, следовательно, самосознания Иисуса, лежит в расшифровке его уникальной интерпретации образа из Даниила, выраженного словами «как бы Сын человеческий». И здесь мы подходим ближе всего к пониманию того, что Иисус думал о себе сам. Хотя загадочный «как бы Сын человеческий» у Даниила нигде явно не подается как мессия, тем не менее он прямо и недвусмысленно именуется царем— тем, кто будет править всеми народами земли от имени Бога. Не это ли имел в виду Иисус, называя себя странным именем «Сын Человеческий»? Не называл ли он себя царем?