Zeitgeist
Шрифт:
– Все в порядке, Зета. Тебе ничего не угрожает.
– Турция могла бы быть забавной, если бы не все эти страшные люди.
Старлиц отвернулся от окна.
– Забудь про Турцию, детка. Совсем скоро мы с тобой улетим в Мексику.
Гладкий лобик Зеты прорезали задумчивые складки.
– Они ведь тоже поддельные, правда, папа? Я про девушек из «Большой Семерки». Ты ведь сам их создал? Они ненастоящие. – Старлиц смолчал. – Обе мамы терпеть не могут «Большую Семерку». Я знаю, что это подделки. Ну и что, мне они все равно нравятся. Видеоигры мне тоже нравятся, а ведь они ненастоящие.
Старлиц остановился как вкопанный.
– Тебе нравятся пьесы про месть у Джона Уэбстера? [25]
– Да. Мои любимые – это «Герцогиня Амальфи» и «Белый дьявол».
– Я все время забываю, что ты училась в американской школе.
Вертя головой, Зета заметила в глубине пустого гулкого зала Гонку Уц.
– А она кто?
– Эта, как ни странно, настоящая.
– Настоящая! Откуда она тут взялась?
– Она звезда, – объяснил Старлиц. – Настоящая восходящая звезда, о которой миру еще суждено узнать.
25
Джон Уэбстер (ум. 1634) – английский драматург, младший современник Шекспира, популярен и в современном английском театре.
– До чего красивая! – Зета вытаращила глаза, но дешевые пластмассовые очки это скрывали. – Что мне делать, папа? Звезда все-таки...
– Пойди попроси у нее автограф.
– Не пойду! – внезапно застеснялась Зета.
– Иди! В этом весь смысл звездной жизни.
В безопасном отдалении Старлиц наблюдал, как его дочь приближается к Гонке Уц. Она храбро проникла в периметр, охраняемый толстошеими телохранителями Озбея, и потребовала внимания артистки. Той пришлось опустить блокнот, вынуть наушники, снять дорогие солнечные очки. Она одарила Зету лучезарной улыбкой, от которой любой мужчина превратился бы в жаркий костер.
Зета прибежала и продемонстрировала свой трофей.
– Гляди, она расписалась у меня на руке! Она такая милая! Это какая-то тайная формула! – Зета недоуменно разглядывала длинную строку турецких слов. – Интересно, что это значит?
– Лучше смыть это перед отъездом, – сказал Старлиц.
Старлиц и Зета разбудили таксиста, дремавшего на солнышке перед терминалом, и велели отвезти их в «Меридиен». Очнувшийся от спячки отель успел расцвести.
Перед фасадом вырос частокол флагштоков, на которых затрепетали подхваченные ветром с моря флаги всех развитых стран Европы. Старый неоновый указатель был удален, и теперь в траве лежал, ожидая водружения, новый, в четыре раза крупнее. На крыше отеля появилась новая эмблема и поросль ультрасовременных антенн. Под козырьком как по волшебству выстроились лимузины с номерными знаками Стамбула, Анкары и Аданы. Внутри, перед стойкой регистрации, вытянулась очередь.
– Я проголодалась! – объявила Зета. – Мне жарко, я вспотела.
– Сними шляпу и пуловер, – сказал Старлиц. – Можешь переодеться в моем номере.
Они вошли в лифт. Даже музыка, звучащая в отеле, стала другой: ностальгические британские мелодии шестидесятых годов сменились голосами турецких поп-див Сибель Кан, Эбру Гюндеш, Гюлии Авсар. Зета отбивала такт пластмассовым пляжным шлепанцем в вездесущем стиле «Большой Семерки» и ухала себе под нос.
Старлиц попытался открыть дверь номера, но электронный ключ не подошел. Зато роль ключа сыграла карточка «Американ Экспресс». На кровати не оказалось постельного белья. Ваны след простыл.
– Черт! – выругался Старлиц. – Надо найти твою мамашу.
– Зачем?
– У нее вся твоя одежда и документы.
– Но у меня нет никакого багажа! Мамаша номер один продала в Будапеште все наши вещи.
– Я обратил внимание, что она не расстается с большой гватемальской сумкой.
Зета наморщила носик, подошла к телефону и сняла его с тумбочки. Аппарат был старомодный и громоздкий «Эриксон». К его днищу оказался прилеплен американский паспорт, складная зубная щетка, три пластыря, несколько заколок для волос.
– Она всегда так прячет разные штуки, – объяснила Зета. – Ключи, номера пейджера и так далее.
Старлиц изучил потрепанный паспорт дочери. На фотографии улыбающейся девчонки с косичками он задержался.
– Не очень-то похоже.
– Я никогда не похожа на свои фотографии.
Перелистав странички с печатями, Старлиц сказал:
– Кажется, тут неверно указаны твои имена. И отметки о пребывании на Кипре нет. И даже в Венгрии...
– Что это значит?
Старлиц молча пожал плечами. В дверь вежливо постучались. Гостем оказался Виктор Билибин.
– Привет, Вик! – пропела Зета. Виктор покосился на нее.
– Забавная одежка! – сказал он по-английски.
– Как ты сюда попал? – обратился к нему Старлиц по-английски.
– Наши агенты наблюдают за казино. Тут кипит жизнь. Они увидели, как приехали вы с девочкой.
– А ее матушку они случайно не заметили?
– Уродливая старуха – ее мать? – Виктор удивленно покачал головой. – Нет, ее я нигде не видел. Наверное, она уехала из Гирны.
– Хватит болтать по-русски! – прикрикнула на них Зета.
– Узнаю Вану, – пробормотал Старлиц. – Она не из тех женщин, которых где положишь, там и возьмешь.
– Ради тебя мы переходим на английский, – галантно обратился Виктор к Зете. – Ты готова к новому полету? Мой дядя ждет. Он готов увезти тебя с Кипра.
– Не хочу опять в этот дурацкий самолет! – закапризничала Зета. – Там тесно и воняет пластмассой. – Она упала на голый матрас и скрестила на груди руки.
– Здесь больше нечего делать, – сказал ей Виктор с сочувствием и, обращаясь к Старлицу, снова перешел на русский. – Озбей вас обставил. Теперь группа принадлежит ему.
– Нет, не обставил, – возразил Старлиц. – Просто у меня есть другие обязательства.
– Вы поступаете правильно. – Виктор ударил себя в худую грудь, где билось его нежное русское сердце. – Забудьте про «Большую Семерку»! Ваша плоть и кровь важнее этой шайки шлюх!
– Откуда такая суровость, Виктор? Раньше ты был поклонником «Большой Семерки».
– Сначала они мне нравились, – угрюмо сознался Виктор. – Но мне быстро стало скучно.
– Ты случайно с какой-нибудь не переспал?
– Только с одной.