Zeitgeist
Шрифт:
Щеки Зеты алели от пожара. По ним текли слезы.
Из дальнего угла закусочной за ним наблюдали. Турок шестидесяти с лишним лет, очки, утомленный вид. Не то отставной адвокат, не то учитель на краю могилы. Старлиц решил не обращать на него внимания и продолжил есть. Горячие лепешки. Тушеный ягненок. Кебаб. Котлетки. Потроха с пряностями. Бутылка за бутылкой «Эфес Пилснер». Теперь, оставшись один, Старлиц никак не мог наесться. Он вознамерился проглотить все до последней крошки.
Человек оставил на столике рюмку с ракией, встал и приложил к груди фетровую шляпу с узкими
– Вы ведь мистер Старлиц?
Старлиц приподнял голову, рыгнул, убрал жирные волосы с воротника.
– Вам-то что?
– Меня зовут Джелал Кашмас. Пишу обзоры. Для Milliyet. Вы о ней, конечно, слыхали.
– Слыхал.
– Ведь вы подкупили нашего обозревателя высокой моды, чтобы он расхвалил наряды ваших танцовщиц.
– Когда это было, мистер Кашмас! Я больше не занимаюсь поп-бизнесом. У меня компания грузовых перевозок.
– В свое время вы обещали, что группа «Большая Семерка» прекратит существование с наступлением двухтысячного года.
– Хотите фаршированных баклажанов? У меня много.
– А «Большая Семерка» вместо этого готовится совершить в двухтысячном году крупный тур: Марокко, Тунис, Алжир, Египет, Пакистан, Малайзия.
– У нее новый импресарио.
– Какая разница? Вы же обещали.
Старлиц беспомощно пожал плечами.
– Озбей все переиначил. Все перевернул с ног на голову. Девушки должны были остаться жить, а группа – исчезнуть, как мыльный пузырь. Вместо этого выживет группа. «Большая Семерка» превращается в чрезвычайно успешный проект. А девушки умирают одна за другой.
– Забавно...
– Это не шутки, приятель.
Кашмас выдвинул табурет и сел.
– Вы читаете мою колонку? «День, когда пересох Босфор». «Как я потерялся в зеркале». Романтические рассказы о гангстерах в Бейоглу. Обозревателю всегда нужен свежий материал.
– Я не читаю по-турецки.
– А турецкого писателя Орхана Памука читали? Его много переводят. Он написал «Белый замок» и «Черную книгу».
– Кажется, я видел рекламу его книг.
– Памук понимает турок. Нашу благородную, измученную светскую республику. Со всеми ее воспоминаниями и забывчивостью. Он еще молод, но уже сравнялся с Кальвино и Гарсия Маркесом.
– Итало Кальвино умер, а Гарсия Маркес угодил в больницу.
– Что ж, значит, в следующем веке настанет время, когда мир хотя бы немного прислушается к Турции.
– Не возражаю, – пробурчал Старлиц.
Кашмас поставил обтянутые пиджаком локти на стол и почесал висок.
– Каким ветром вас занесло в этот уголок нашей страны, в цитадель Северика Бея? Разве вас не предостерегал ваш Госдепартамент?
– Я не турист, а владелец компании грузовых перевозок, вожу товары, продукты. Плевать я хотел на госдеп!
– Вы разлюбили музыку? Гонку Уц? Это ее родной город. Она родилась у сирийской границы. Здесь ею очень гордятся. Наверное, вы видели ее на афишах, ее компакт-диски, видеокассеты. Она повсюду. – Старлиц не прореагировал. – А мистер Мехмет Озбей? С ним вы хорошо знакомы?
– Неплохо.
– Почему у него нет детства?
– Что?!
– Можно прочесть о его публичных появлениях, деловых контактах. На его светских встречах толпится народ. Но детства у Мехмета Озбея нет. Я проверял. Ни школьных табелей, ни родителей. Никаких исходных анкетных данных. Копнуть чуть глубже – и Мехмет Озбей исчезает.
Старлиц положил вилку.
– Послушайте меня. Верно, я раз десять вымогал денежки у этой вашей Milliyet, поэтому я вам кое-что растолкую, но повторять не буду. Не вздумайте раскапывать прошлое Мехмета Озбея, иначе от вас останется только меловой контур на тротуаре. Если вы все равно приступите к раскопкам, то хотя бы не занимайтесь этим в родном городе Гонки Уц. Здесь хозяин Северик Бей, а он – горский бандит, барон-разбойник средневекового замеса. Похититель людей, вымогатель, автомобильный вор, наркоторговец первой гильдии. К тому же у него собственный телеканал. Журналисты, начинающие задавать здесь вопросы, кончают жизнь с наручниками на руках в украденных машинах, отправленных на дно озера.
Кашмас устало пожал плечами.
– Вы думаете, для турецкого журналиста это новость? Эта страна – моя родина. Я прожил здесь всю жизнь. Это моя плоть и кровь. А Северик Бей – известный сторонник правительства, член парламента от правящей партии, выступающий с речами о светском государстве и политехническом образовании.
– Образцовый персонаж!
– Я вас утомляю, мистер Старлиц? Иностранцам скучны разговоры про турецкую политику. У нас ведь одни дервиши, убийства и скандалы. Лучше поведайте свою историю.
– У меня ее больше нет.
– Вижу по вашему лицу, что есть, и прелюбопытная. Некоторые различают истину в кофейной гуще, а я наблюдаю ее в лицах.
– Я стар и утомлен, заядлый курильщик. Тут и сказочке конец.
– Правда, что вы гоняете свои машины по всей Турции, уговаривая людей обменивать старые лампы на новые?
– Это правда. За океаном существует большой коллекционный спрос на старинные турецкие изделия из меди.
– Я беседовал с водителями ваших грузовиков, – продолжил Кашмас. Его глаза, отягощенные мешками, глядели тепло и доверчиво. – Они рассказывают о вас странные вещи. Месяцами вы прочесывали закоулки Стамбула и Анкары. Вас видели вблизи мечетей с рухнувшими минаретами, среди старых развалин, в домах, переживших пожары и землетрясения, в брошенных лачугах дервишей. В грязной одежде, но в зеркальных очках. Вас интересуют грязные сделки, местные чудеса, тени погибших мошенников и наркоманов. Вы вечно спешите, словно за вами гонятся, словно ваше время истекает. У вас бледное лицо и бегающий взгляд. Стамбульские ночи никогда не кончаются.
– Послушайте, Шахерезада, я вынужден рассеять ваше заблуждение насчет водителей-турков. Они непроходимые невежды. Да, я смотрю на часы, потому что внедряю современную эффективность в вашу хромающую систему доставки. Я осуществляю поставки в строго назначенное время, заказы выполняются за одну ночь, и это в стране с паршивыми дорогами без дорожных знаков. Это наука, ясно? Грузовики должны приезжать в точное место в строго назначенное время. Глобальный контроль, компьютерное слежение.
– Как таинственно и поэтично! Почему здесь, мистер Старлиц?