Зэк
Шрифт:
Таранову предъявили обвинение по целому ряду статей УК: незаконное хранение оружия, подделка документов, разбой, угон автотранспортного средства и, наконец, умышленное убийство… мерой пресечения было избрано содержание под стражей.
Тридцать первого декабря двухтысячного года автозак подъехал к низеньким воротцам у невысокого, двух-этажного здания. На углу здания висела табличка: «ул. Большая Нижегородская, 67». Из будки выскочил прапорщик со «вчерашним» лицом, открыл ворота. Автозак, в одном из «стаканов» которого ехал подследственный Таранов, въехал на территорию Владимирского централа… но это еще не тюрьма. Это еще не тюрьма. Это всего лишь территория перед административным корпусом. «ЗИЛ» со стальным фургоном проехал мимо здания, повернул налево и уткнулся тупой мордой в другие ворота, требовательно рыкнул клаксоном. И ворота раскрылись, как для душевного объятья. Автозак въехал внутрь. Ворота закрылись.
…А вот это уже тюрьма!
Автозак почти вплотную подъехал к дверям корпуса. Из дежурки вышли, на ходу дожевывая бутерброды, конвойные… Владимирка принимала новую порцию постояльцев.
Все тюрьмы одинаковы… на первый взгляд. Но у каждой есть свое лицо, свои легенды, своя история. История Владимирского централа началась в апреле 1781 года, когда государыня Екатерина II подписала Указ «О суде и наказаниях за воровство разных родов и о заведении рабочих домов во всех губерниях». А уже через два с небольшим года «рабочий дом» принял первых арестантов… Сколько их прошло за два с лишним века через Владимирку? Никто не скажет точной цифры, никто не знает. Уверенно можно сказать только то, что их были сотни тысяч.
Иван Таранов – один из них. Один из миллионного населения сегодняшней страны Зэкландии. Этой страны нет на карте России… Но в каждой области, в каждом городе есть ее провинции. Только во Владимирской области их 14 (прописью: четырнадцать!) – в Покрове, в Вязниках, в Головине… в Киржаче, в Пакине, в Мелехове… в Александрове… в Ликине… в Кольчугине. Для малолеток, для женщин, для туберкулезников, для особо опасных… ДЛЯ ВСЕХ!
Самое известное из этих «учреждений уголовно-исполнительной системы» – Владимирский централ.
Добро пожаловать!
Фотографирование, дактилоскопирование, шмон, медосмотр… «Рот открой… так… закрой. Нагнись… жопу раздвинь»… баня, дезинфекция… Двери, лестницы, коридоры… Коридоры, лестницы, двери. Решетки. Решетки, решетки, решетки…
– Стоять! Лицом к стене.
Звук поворачиваемого в замке ключа. Скрежет. Скрежет, как будто это внутри тебя, в голове, в душе, поворачивают ключ.
– Вперед.
Шаги… скрежет ключа. Всего в сотне метров от тебя – свобода. Троллейбус по улице катит. В нем люди едут. Водитель сидит злой – не повезло ему, в новогоднюю ночь работать придется. Непруха, блин, непруха… Всего в сотне метров!
– Стоять. Лицом к стене.
Звук поворачиваемого ключа и – команда:
– Заходи. Тебя тут ждут.
Таранова никто здесь не ждал, и он это отлично знал. Он стоял на пороге камеры, прижимал к животу казенные шмотки – матрас, одеяло, подушку, белье… Он смотрел внутрь камеры, которая станет теперь его домом. Возможно, на годы. И камера смотрела на Ивана десятками глаз. А может быть, тысячами. Тысячами глаз тех, кто прошел через эту камеру до Таранова. Время остановилось, все звуки умерли. Не было запахов, не было сенсорных ощущений… вакуум.
Пупкарь подтолкнул Ивана кулаком и сказал:
– Заходи. Чего встал?
И камера взорвалась возмущенным криком:
– Куда? Куда? Нету места!… Дышать нечем! Подыхаем тут!
Дверь захлопнулась и ключ повернулся. Иван сделал шаг вперед и сказал:
– Здравствуйте.
Несколько секунд камера молчала. Потом от решетки, с нижней шконки раздался голос углового:
– Представься людям, горемычный.
– Меня зовут Иван Таранов.
Снова тишина, и – через секунду – хохот.
– Пивовар!
– Пивовара к нам прислали!
– Ой, не могу… Пивовар! А пиво-то где?
Таранов улыбнулся. Он как будто сбросил с себя оцепенение. Он увидел всю камеру сразу: окно в торце, закрытое ресницами жалюзи, длинный стол, табуретки, шконки в три яруса, умывальник, унитаз и человечек с затравленными глазами на полу возле унитаза – опущенный… Вот это твой новый дом.
Камера в тюрьме называется хата. А сидят в ней люди. Главный в хате – угловой. В хате, куда попал Таранов, угловым был Коля Пароход. Пароход был налетчик и тянул второй срок. А еще Пароход и два его кента были на крюке у кумчасти. Так что попал Иван в эту хату не случайно… большой интерес был к Таранову. И Коле Пароходу поставили задачу с Иваном поработать конкретно. Когда смех затих, Пароход сказал:
– Ну расскажи людям, Пивовар, что у тебя за делюга и откуда ты к нам заехал?
Таранов коротко, избегая подробностей, рассказал.
– Сурьезно, – сказал Пароход. И кенты его – тощий Петруня и качок Фара – кивнули: да, сурьезно. Собственно, им было все равно, по каким статьям залетел в СИЗО пассажир. Главное, что он не из блатных… Опер-то поставил задачу жестко: любым способом вытянуть из него все, что можно. Но на блатаря внаглую не наедешь – братва потом спросит строго. А фраерок – будь он хоть какой мокрушник – он и есть фраерок. По правильным понятиям, конечно, и фраера щемить ни за что не положено… тоже спросить могут. Но лоха-первопроходца легко запутать, создать такую ситуацию, в которой он сам на себя косяков навесит [10] . А когда пассажир совсем косячный, за него никто биться не станет… А кум за этого Пивовара подбросил и дури, и спирту. Будет чем Новый год встретить.
10
Наделает ошибок.
Так рассуждал Пароход. До того момента, пока не всплыло в разговоре погоняло: Колобок. И вот тут Пароходу стало кисло. Об убийстве Колобка в централе, конечно, знали – Колобок не последний козырь во Владимирской колоде. Но схлестнулся он с настоящим Козырем… Вот Козырь-то, видно, Колобка и отправил на тот свет. И выходит, что Пивовар этот работает на Козыря… А кумовской – сука хитрожопая – ничего про это не сказал. Сказал только: будет мокрушник. Надо его пригреть, а потом защемить.
Но если этот Пивовар под Козырем ходит, то щемить его опасно. Очень опасно. Начнешь щемить Пивовара – Козырь вилы поставит, не начнешь – кумчасть кислород перекроет. А на голяке сидеть – тошно. Хреново на голяке… Вот и думай, как жить.
– Ну ладно, Пивовар, – сказал Пароход, – садись чай пить. Ты, брат, в правильную хату попал.
– В правильную хату? – непонимающе спросил Иван. На самом-то деле он отлично знал, по крайней мере, в теории, что такое правильная хата.
– В правильную, Пивовар, в правильную. В ЛЮДСКУЮ. У нас никто никого не щемит. Убираемся по очереди. Захочешь – войдешь в кентовку, не захочешь – никто тебя напрягать не будет. Но одному, конечно, трудно…
Сели пить чай. У Ивана «к столу» почти ничего не было: сигареты и половина плитки шоколада. Он положил их на стол. Это было встречено с одобрением.