Зеленая брама
Шрифт:
А вместе с тем росло и чувство гордости: наши окруженные войска бились беззаветно, сделали все, что могли.
Об ожесточенном сопротивлении наших войск у села Подвысокого свидетельствуют и другие немецкие источники.
В Бонне в «объединении фронтовых землячеств» я получил телефон вдовы генерала Хельмута Фрибе, командовавшего в районе Зеленой брамы полком 125-й пехотной дивизии, а позже (под Новороссийском) ставшего командиром этой дивизии. Кстати, под Новороссийском дивизия и была разгромлена...
Вдова генерала любезно
Читая эту речь, натолкнулся на такое примечательное высказывание: «Дивизия приняла участие в боях, шедших с нарастающей силой, приведших к прорыву «линии Сталина» и достигших кульминации в битве под Уманью».
Упоминание о «линии Сталина» я находил в ФРГ во многих документах вермахта и книгах о войне. Насколько мне известно, такой линии обороны, названной по ассоциации с «линией Маннергейма», вообще не существовало, и мы здесь имеем дело с чисто пропагандистским приемом: линия границы 1939 года изображается как некая неприступная крепость, с тем чтобы похвастаться ее взятием...
А то, что под Уманью были не просто бои и даже не сражение, а битва, повторяется во всех немецких источниках.
Получив от вдовы командира дивизии ряд адресов и телефонов его бывших подчиненных (да и начальников!), я попытался с ними связаться.
Бывший штабной радист Макс Штрауб, сославшись на недавно случившийся инсульт, сказал мне, что помнит лишь название села «Подвысокое», а все остальное забыл.
Не удалось мне поговорить и с бывшим полковником и начальником штаба окружавшего нас корпуса, отставным полным генералом Гансом Шпейделем: перетрудившись на посту заместителя командующего сухопутными войсками
НАТО в Европе, генерал заболел и ныне пребывает в тяжелом состоянии.
Все же мне удалось связаться с одним из участников тех боев — доктором Хельмутом Браймайером. (Он живет недалеко от Штутгарта.) На вопрос об августе 1941 года он ответил браво: «С самого начала нам было нелегко, но под Уманью особенно сильно досталось».
Когда же я представился и сообщил ему, что былтам же в группе генерала Огурцова, Браймайер заговорил иным тоном, от встречи отказался, но пообещал спешной почтой выслать наложенным платежом написанную им собственноручно историю 125-й пехотной дивизии.
На следующий день книга нашла меня в Бонне.
На обложке этого крупноформатного издания я увидел нечто знакомое: силуэт поднявшегося на задних лапках зверька — ласки,— ту самую эмблему дивизии, что была нарисована на бортах немецких грузовиков и повозок. Именем этого зверька названа и книга доктора Браймайера.
Браймайер повествует о том, что в Христиновке были захвачены гигантские запасы пива. Далее говорится: 2 августа разведывательный дозор преодолел ручей Ревуха, но тут русские взорвали мост.
История дивизии изложена четким,
Привожу в своем переводе абзацы, где речь идет об августовских боях:
«Вновь и вновь противник пытается найти слабые места в кольце, где бы он мог прорваться. Его противостояние с каждым днем все крепче и достигает 5 августа высшей точки. Если учитывать, что у них потеряно общее руководство войсками, становится очевидным, что русский солдат — уже не в первый раз — показывает способность ожесточенно бороться.
Победа у Подвысокого не будет легкой!
...В семи километрах от Синюхи — большое село Оксанино. Никто не предполагал, что это будет тяжелейшая битва для 419-го пехотного полка: русские подпускали наших в лесу на 150 метров и встречали на опушке страшным огнем, несущим смерть и гибель. За одну минуту — бесчисленные убитые и раненые. Цепь залегает, чтобы позже вновь наступать.
Второй батальон углубляется в лес на 300 метров и просит помощи. Русские обнаружили брешь. Батальон должен попятиться. Вновь и вновь слышно «ура» русских,
они ведут огонь справа, слева, даже, кажется, изнутри наших боевых порядков.
Между тем первый батальон два длинных часа лежит на опушке в дерьме под неутихающим огнем...
Тяжелый бой за Оксанино.
Очень сильный противник.
Упорное сопротивление.
Контрнаступление противника с другой стороны улицы.
По данным разведки, с нашей дивизией сражаются остатки пяти советских дивизий.
Ожесточенный огонь.
Создаем штурмовые группы.
Они пробиваются на 50 метров в лес, но вынуждены отступить: лейтенант и многие солдаты ранены. Эвакуация раненых невозможна.
Потом к ним прорываются на помощь.
Прибыли полевые кухни. Дают кофе, но 400 человек уже не смогут его выпить.
Ужасающий вражеский огонь.
Генерал Кюблер отдает лапидарный приказ: сегодня, 7 августа, 29-й горноегерский корпус в 12 час. штурмует Подвысокое.
Битва у Подвысокого, или, как иногда говорят, битва под Уманью, подходит к концу.
Никто, в том числе и генерал, 7 августа еще не может разобраться в том, как велико или как мало значение этой победы под Уманью. Еще трудней кому-либо представить себе, как долго будет длиться эта война и как фатально она повернется.
8, 9, 10, 11 августа в зеленой жиже (да, дожди шли бесконечно.— Е. Д.) завершалась наша победа у Подвысокого.
Потери: 89 офицеров, 1856 унтер-офицеров и солдат».
Надеюсь, читатель простит меня за длинную цитату, но полагаю, что очень важно это красноречивое свидетельство «с той стороны».
Вот еще одна строка из книги «Ласка»: «С 22 июня 1941 года по 7 сентября 1943-го дивизия потеряла 17 тысяч 479 солдат и офицеров...» (То есть полтора кадрового состава!)