Зеленая брама
Шрифт:
Некоторые сведения о молодых людях в гражданской одежде сообщил мне москвич Евгений Александрович Левандовский, встретивший юность бойцом части особого назначения, которой было поручено установление связи с окруженной на Южном фронте группой войск. Я вытягивал из Левандовского фразу за фразой. Приученный к секретности, он остался верен себе.
Часть особого назначения дислоцировалась в Москве, ее существование было окружено глубокой тайной. Жили эти юноши в помещении эвакуированного детского садика, готовые в любое мгновение отправиться на аэродром,
Для выполнения задачи 10 августа на Южном фронте были выделены хорошо подготовленные парни, напрасно кировоградский летчик Чернов, доставлявший их на задание, представляет их наивными и неуклюжими носителями новеньких штатских костюмов.
Я понимаю, Левандовский сохранил их в памяти настоящими богатырями, он не может теперь представить своих соратников иными.
— Это были командиры? — спрашиваю я.
— Какие уж там командиры, ребята только что со школьной скамьи.
Левандовский вспомнил фамилию одного из них — Качалов, как звали второго — уже не вспомнить... Они передали не одну, а несколько радиограмм. До недавнего времени был жив человек, который хорошо помнил даже текст сообщений из кольца, в котором погибали 6-я и 12-я армии. Но человека с прекрасной памятью уже нет, вечная ему память.
— Те двое в штатских костюмах там и погибли. Так же, как и большинство наших. Из всей части после войны остались только семеро, и то все израненные.
— И вы были ранены? — несколько по-пионерски спрашиваю я.
— Имею пять ранений. Правда, мне везло, и все они легкие, в основном штыковые...
Буденный - наш братишка,
С нами весь народ
Как ни стараюсь я ограничить себя и масштаб своих поисков, очертив круг, соответствующий тому кольцу, в котором оказались войска 6-й и 12-й армий, мне это не удается: все-таки битва, центром которой стала Зеленая брама, продолжалась и после 13 августа, распавшись на отдельные очаги, распространившись далеко на север и на запад. На восток и на юг в меньшей мере.
Те, кто прорывался на север и на запад, сознательно выбрали для себя партизанскую борьбу и подполье. Борьба эта была упорной и затяжной. У нее своя история и свои легенды.
Километрах в сорока от Подвысокого — строго на север — существует небольшое село Чижовка. Там тоже есть красные следопыты, уже много лет ведущие свою благородную работу. Они сообщили мне, что 200 их односельчан не вернулись домой с войны, а 410 советских бойцов и командиров, ушедших на войну из других районов Отечества, погибли за освобождение Чижовки.
Страшные цифры! Они лишний раз напоминают нам: вот какой была эта война, вот как дорого стоила она нашему народу!..
Я попросил следопытов из села Чижовка рассказать все, что они знают о войне, о том времени, о тяжелейших испытаниях, выпавших на долю бойцов и командиров 6-й и 12-й армий.
Эпичен,
Еле-еле разглядел я на карте Гусаково. Не вызывает сомнений, что одна из групп — и, возможно, немалочисленная — вырвалась в направлении Черкасс. Допускаю, что у нее мог быть и другой план: от Звенигородки двинуться не на Черкассы, а на Киев.
Но Буденный?.. Славный маршал Буденный во главе отряда, прорывающегося из окружения,— какая красивая и волнующая легенда! Конечно, Семен Михайлович, занятый тогда обороной Киева, не мог лично выводить отряд окруженцев. Он в Подвысоком не был, о Чижовке и Гусакове, возможно, даже не слыхал.
И все равно в третьем, в четвертом поколениях жителей этих мест возникла и живет легенда большой эпической силы. Как же обойтись без Буденного в лихой час? Он же олицетворяет мощь народную. В песне поется: «Буденный — наш братишка, с нами весь народ...»
И вспомнилась мне встреча с Семеном Михайловичем осенью 1943 года в районе Лоева (севернее Киева), где предстояло форсирование Днепра. Командующий 65-й армией Павел Иванович Батов, почувствовав, как мне хотелось познакомиться с маршалом, воспетым в песнях, взял меня с собой на подготовку намеченной операции. Мне посчастливилось провести двое суток в хате, где подготавливалась операция по форсированию Днепра. Семен Михайлович был представителем Ставки.
Так получилось, что теплой осенней ночью никому не хотелось идти спать. Засиделся на КП — в просторной деревенской хате — и Семен Михайлович. Вместе со своим неразлучным адъютантом Петром Зеленским, спасшим ему жизнь под Ростовом в 1920 году, он запел тихим, глуховатым голосом: «Распрягайте, хлопцы, коней». Потом маршала потянуло на воспоминания о том, как враг рвался к Днепру в сорок первом году.
Печально и нежно говорил Семен Михайлович о своих товарищах по Первой Конной (мы называли их «будёновцами»), геройски сражавшихся и погибших или пропавших без вести при отходе из приграничных областей в Приднепровье. Называл имена. И, когда он вспомнил Сергея Яковлевича Огурцова, я не удержался, сказал, что видел его в последнем бою у Подвысокого.
— Подвысокое!..— маршал вздохнул.— Сколько страданий доставило оно и мне!.. Мы с Верховным — старые товарищи, обращаемся друг к другу на «ты», но, спрашивая о шестой и двенадцатой армиях, он обратился ко мне на «вы», что не сулило ничего доброго. А я только и думал тогда, только и мечтал: мне бы сейчас две тысячи сабель, я бы сам прорубился к окруженным, вывел бы их и поставил на оборону Киева эти кадровые, стократно уже проверенные в боях остатки дивизий и корпусов. Пусть остатки, но там каждый красноармеец стоил десятерых...