Зеленая брама
Шрифт:
В Польше имя Огурцова овеяно легендой. Там говорят — «он был советский генерал, но погиб как польский партизан».
В пяти-шести километрах от Красноброда по Томашевскому шоссе есть место, которое называется «Генерал». Это название возникло в уже далекие послевоенные времена, поначалу им пользовались только жители окрестных деревень, но постепенно оно вошло в обиход, и надо полагать, вот-вот появится и на государственных картах.
В еженедельнике «За вольность и люд» еще в 1980 году была опубликована статья под заголовком «А местность назвали Генерал».
Из
Встал ли Огурцов во главе отряда?
Собиравший сведения на месте журналист и кинооператор Мачей Александр Яниславский так отвечает на этот вопрос:
«Похоже на то, что Мишка передал руководство отрядом генералу, впрочем, это было совершенно естественным. В отряде, однако, обращались к нему не по званию, а «товарищ начальник». Когда Огурцов поворачивался к Мишке, тот невольно вытягивался по стойке «смирно»...»
Выступая в Варшаве по телевидению, лесник Юзеф Мазурек (тогдашний солдат «батальонов хлопских», псевдоним «Ель») рассказывал:
«...Как он выглядел? Высокий, крепкого сложения, продолговатое лицо, волосы зачесаны назад. Он был одет в бриджи, сапоги гармошкой, штатский спортивный пиджак. По сравнению с Мишкой и другими советскими партизанами он выглядел, однако, довольно болезненным. Я знал, что это последствия пребывания в лагере.
Какое впечатление произвел на меня генерал? Это был исключительно умный человек. Всегда вежливый и уравновешенный. Слушать его было истинное удовольствие.
И еще: как генеральское звание, так и фамилия нового командира держались в глубоком секрете».
Видимо, слухи о том, что партизанский отряд, в котором преобладали советские, возглавил генерал, все-таки просочились. Жандармам стало известно и место партизанского лагеря.
Как выяснилось, жандармский налет был произведен тогда, когда в лесном убежище находились лишь Огурцов и его товарищ по побегу из плена чех Танчаров.
Свидетельство Мазурека:
«Еще издали я узнал Огурцова. Он сидел под пихтой в окровавленной рубашке. Грудь была прошита автоматной очередью. Неподалеку лежал другой убитый...»
Взвесив все обстоятельства и свидетельства, польское телевидение пришло к выводу, что кто-то предал партизан. Но пока это остается тайной.
Была показана на экране (и в Варшаве, и у нас в программе «Время») могила генерала в том виде, какой ее оставил похоронивший Огурцова и Танчарова лесник Юзеф Мазурек.
Однако позднее обнаружилось, что могила пуста... Новая загадка!
Телевидение Варшавы опять обратилось к своей аудитории.
Вот что выяснилось:
Через несколько дней после трагедии Мишка-татарин выкопал тело своего командира и увез его — неизвестно куда... Партизанский вожак опасался, что место захоронения станет известно жандармам и они поглумятся над прахом генерала.
Но оно неизвестно теперь никому: погиб Мишка-татарин, не найдены
...«Мы с братом сидели в кустах, боясь выйти. Партизаны Мишки закопали тело, а потом дали в воздух десять залпов из автоматов. На могиле они выложили звезду из карабиновых гильз. Потом они уехали в сторону Хамерни...»
В лесу, куда повел кинооператора Станислав Ярош, не было никаких, ни малейших следов могилы. Решили все- таки раскопать невеликий пригорок, обнаружили патронные гильзы. Глубже — хорошо сохранившийся в песке скелет.
Проведена медицинская экспертиза и антропологические исследования (из Советского Союза был получен портрет генерала), подтвердившие — это прах Огурцова.
И вновь противоречие: лесник Мазурек запомнил, что грудь генерала была прошита автоматной очередью, а судебный медик д-р Мариан Паленки установил: «В черепе обнаружены отверстия в затылочно-теменной кости. Все указывает на то, что этот человек, вероятно, тяжело раненный, был добит выстрелом в голову...»
Польское телевидение продолжает свой поиск.
Рассказ о генерале Сергее Яковлевиче Огурцове я хочу завершить воспоминанием, относящимся к совсем недавнему времени.
Находясь в командировке в Соединенных Штатах и приехав в Нью-Йорк, я, конечно, отправился осматривать здание ООН. Вход туда свободный. Во всяком случае, в холлах нижних этажей здания можно находиться беспрепятственно. Я осматривал картины, исполненные художниками разных стран и подаренные ООН правительствами, и тут ко мне подошел невысокий, крепкоплечий, сравнительно молодой человек, в котором я мгновенно узнал соотечественника. Он улыбнулся простодушной, чем-то очень знакомой улыбкой. Я никак не мог вспомнить, где его встречал раньше, да и встречались ли мы, или, может быть, мне случилось видеть только его портрет.
— Здравствуйте,— сказал он,— и очень прошу не удивляться, обращаюсь к вам с необычной, возможно, даже странной просьбой. Но я уверен, что вы меня поймете.
Сказанное не совсем соответствовало дипломатическому этикету. Дипломат не должен сразу утверждать, что собеседник его поймет. Но незнакомец со знакомым мне лицом, видимо, имел внутреннее право говорить так. Чтобы окончательно вывести нашу беседу за рамки официальности, я сказал:
— Ну ладно, что у вас ко мне, товарищ, выкладывайте!
— Видите ли, я из Минска, работаю здесь по контракту как международный чиновник. У моей жены с часу на час должны начаться роды. Я очень прошу вас стать восприемником, что ли, как прежде говорили,— крестным отцом моего будущего ребенка. Мне бы хотелось мальчика...
Признаться, более неожиданного и странного предложения я никогда не получал, а если учесть, что оно было получено в Нью-Йорке от незнакомого человека, только что вынырнувшего из потока разноплеменных посетителей и служащих Организации Объединенных Наций, ситуация становилась просто невероятной.