Зеленая брама
Шрифт:
Обратный адрес опять отсутствовал. Мелькнула догадка: подлинники красноармейских писем пришли в ветхость, кто-то их переписывает и пересылает мне копии. Но почему? Зачем?
Я не нашел еще сколько-нибудь удовлетворительного ответа на эти вопросы, когда пришло третье письмо: снова тот же почерк, еще один рассказ от первого лица о подвиге, который мог завершиться лишь гибелью героя. Но как можно написать о собственной гибели? Мистика какая-то!..
«Нам, кавалеристам, приказано было выходить в пешем строю, но я со своим конем расстаться не мог, слишком близки мы стали в боях и сражениях.
Стоп! Третье письмо после правильной посылки — кавалеристам действительно пришлось спешиться — дальше уходит за пределы достоверности, в область романтической выдумки.
Итак, у меня на столе письма от трех красноармейцев. Три разные фамилии — русская, украинская и татарская. А написаны письма одной рукой и отправлены из одного почтового отделения.
Адресов обратных нет, но известно же почтовое отделение. Что, если отправить мои запросы сразу троим красноармейцам, указав на конверте лишь почтовое отделение? В селе люди друг друга знают, как-нибудь найдут хотя бы одного из адресатов.
Так я и сделал. Написал всем троим: прошу вас, дорогие товарищи, сообщить мне о себе по возможности подробно. Как вы оказались в одном селе? Призывались оттуда или после войны там поселились? Вообще, как сложилась ваша жизнь после августа сорок первого?
Через месяц прибыло письмо от секретаря сельского Совета: «Граждане, указанные вами по фамилиям на конверте, в списках жителей нашего села не значатся и раньше не проживали (проверено по книгам). Однако я обратила внимание, что все три фамилии (инициалы совпадают) красноармейцев написаны на памятном камне у обелиска в центре нашего села. Они были выявлены красными следопытами. В братской могиле еще двести одиннадцать безымянных героев. За братской могилой ведется уход учениками нашей средней школы».
Значит, я получил письма от своих сотоварищей по боям сорок первого года, от красноармейцев, погибших близ реки Синюхи! Как могло такое произойти?
А ведь почерк-то школьный! Несомненно, странная эта история как-то связана со школой, с ее коллективом, ухаживающим за обелиском.
Обратился к директору школы, послал ему подлинники полученных писем, просил по возможности выяснить, в чем дело.
Вот несколько строк из ответа директора: «Я сразу узнала почерк ученицы 9-го класса Н. Она у нас самая аккуратная девочка, ей поручается всегда писать грамоты и дипломы. 9-й класс постоянно меняет цветы у обелиска на свежие.
Я не считаю педагогичным беседовать с Н., почему она послала Вам письма от имени погибших воинов, захороненных в нашей братской могиле. Но мой сын, ученик того же класса, объяснил, что это очень возвышенная натура, что девочка часто говорит, что три красноармейца как будто хорошо ей знакомы, что она ясно представляет себе, как они дрались и как погибли. Надеюсь, что вы, как поэт, понимаете девочку и сочиненные ею письма не будете считать документом».
Буду считать документом, дорогой директор! Буду считать благородным документом преемственности поколений!
Легенда о
На Юго-Западном фронте рядом с моей 6-й армией оборону держала 5-я, которой командовал генерал-майор Михаил Иванович Потапов, известный в армии и вообще в стране как герой сражения на Халхин-Голе. Раньше он служил в 4-й Донской казачьей дивизии. Командиром дивизии был будущий маршал Георгий Константинович Жуков, а Потапов и Музыченко командовали полками. Перед войной эти бывшие командиры полков оказались рядом — уже как командармы, и пришлось им принять на себя сокрушительный удар фашистских танковых полчищ.
Хотя танковый клин Клейста с первых дней войны, врезавшись в нашу территорию, отсек 5-ю и 6-ю армии друг от друга, судьбы этих армий оставались взаимозависимы. Об этом напомнили мне строки из четвертого тома «Истории второй мировой войны. 1939—1945», вышедшего в 1975 году:
«5-я армия под командованием генерала М. И. Потапова, нанося фланговые удары, сковала 6-ю немецкую армию и 1-ю танковую группу. Первая из них была лишена возможности наступать на Киев, а вторая — высвободить свои дивизии для маневра по окружению 6-й и 12-й армий Юго-Западного и 18-й армии Южного фронта».
В первые недели войны именно в составе 5-й армии сражались соединения под командованием будущих маршалов Рокоссовского и Москаленко, многих других вскоре прославившихся военачальников. Армия под командованием Потапова оказалась хорошей академией.
20 сентября 1941 года в бою возле рощи Шумейково на Полтавщине Потапов был ранен и контужен и в бессознательном состоянии схвачен фашистами...
О нем уже тогда, примерно в конце 1942 года, ходили легенды, неизвестно как прорвавшиеся через фронт. Говорили, что, прослышав, какой крупный советский военачальник находится в руках вермахта, Гитлер приказал во что бы то ни стало вылечить его и доставить в Берлин...
И вот еще не совсем оправившегося от ран командарма привезли в ставку Гитлера.
Михаилу Ивановичу было тогда тридцать девять лет. Он был тонок и строен, но перед Гитлером не вытянулся, по стойке смирно не встал, а небрежно и презрительно отвернулся. Гитлер, имея далеко идущие планы, стерпел это и стал грубо льстить советскому командарму, хвалить его воинское мастерство и мужество. Затем последовало предложение, облеченное также в комплиментарную форму,— для столь умелого и храброго военного в германской армии найдется достойное место.
Дальше рассказывали, что Потапов слушал молча, иронически и не без любопытства поглядывал на Гитлера, едва улыбался сжатыми губами. Но в ответе его уже не было иронии, только презрение и гнев.
Гитлер, еще не теряя надежду, что Потапова удастся сломить, изменил свой подход и как бы вскользь заметил, что генерал находится в плену и может поплатиться за дерзость головой.
«Я это знаю,— сказал Потапов,— и не могу скрыть от вас некоторого сожаления по этому поводу».
Такого Гитлеру еще слышать не приходилось, и он предложил Потапову выражаться более определенно. И Потапов очень спокойно и деловито, не повышая голоса, объяснил: «Сожалею, что не доживу до того часа, когда мы разгромим вашу армию, а вас в цепях повезут по Москве на Красную площадь».