Зеленая брама
Шрифт:
Я вновь попытался повернуть разговор так, чтобы Потапов рассказал о себе, но он умело сманеврировал:
— Ты ж был в группе Понеделина? Могу и о нем рассказать.
Фашисты надеялись, что им легко будет склонить его к измене. Они говорили: «Вам нечего опасаться обвинений в измене Родине, господин генерал, вы уже ей изменили и названы изменником, и это объявлено по всей Красной Армии». И совали ему в лицо текст постановления Комитета Обороны от 16 августа 1941 года, где сказано, что генерал Понеделин имел возможность выйти из окружения, но предпочел сдачу в плен.
Понеделин спокойно
Да, был такой документ, его зачитывали в войсках. Происходило это в тяжелейшие времена, через несколько дней после завершения трагедии у Подвысокого. Разноречивая, отрывочная и сбивчивая информация послужила основой для поспешного заочного осуждения.
В лагере к Понеделину подсылали изменников, чтобы завербовать его в части Власова, но он оставался неколебим и спокоен, а уговоров и слушать не пожелал.
И в плену можно стоять насмерть. Это доказали генералы Снегов, Абрамидзе, Тонконогов, Ткаченко. Говорю о тех, что из 6-й и 12-й армий... Весь мир знает о нашем старейшине — Дмитрии Карбышеве. Иногда казалось: силы иссякли, конец, а посмотришь на него и вновь воспрянешь духом.
Михаил Иванович разволновался, видимо задетый за живое. Я не прерывал его. Несколько раз из комнаты в двери веранды заглядывала его жена Марианна Федоровна, видимо встревоженная тем, что я навел Потапова на запретную тему, что он может слишком разволноваться. Но задний ход давать было поздно, я понимал: всеми своими рассказами генерал-полковник отводит разговор от собственной персоны. Меня ж предупреждали, чтоб о его пребывании в плену я разговора не затевал — бесполезно.
И все-таки я решил пойти напрямую и спросил:
— Как вы, Михаил Иванович, разговаривали с Гитлером?
Потапов ответил резко и коротко:
— Так же, как другие мои сотоварищи-генералы. Мы не разговоры с фашистами вели, а продолжали воевать!
Хлебом кормили крестьянки меня
В современном разговорном лексиконе слово «окруженец» употребляется редко, из повседневного обихода оно вроде бы выветрилось, а если где его и можно встретить, то лишь на страницах книг некоторых моих товарищей, пишущих, как они считают, «в новом ракурсе».
Не буду вовлекать читателя в наши литературные споры, но должен сказать, что я по-прежнему считаю задачей и долгом людей, владеющих пером, славить подвиг, доблесть, геройство, именно эти качества искать и находить в прошлом и настоящем.
Время, давность все равно не подведут к одному знаменателю труса и храбреца, патриота и предателя, безвольного и мужественного. Правда сурова и амнистии не подлежит.
Потому я не признаю «нового ракурса» как всеобщего уравнивания и всепрощения, но мне важно высветлить то, что пребывало в тени, найти новые факты и дать им верное истолкование, снять подозрение с явлений, которые получили разноречивые оценки, связанные с чрезвычайными обстоятельствами.
Мне бы не хотелось, чтобы рассказ о Зеленой браме и обо всем, что происходило сразу после этого сражения, возродил горестное, да еще и с недобрым оттенком, презрительным, что ли, бытовавшее тогда слово «окруженец».
Оказывается —
Попробуем взглянуть из сегодняшнего дня на события сорок первого года и привести необходимое разъяснение, а слово «окруженец» будем употреблять условно.
Поначалу, когда преимущество напавших было очевидным, тысячи и тысячи воинов, хотя и сражались беззаветно, попадали в окружение, обернувшееся для многих пленом. Но напрасно трезвонили завоеватели, будто захватили в плен целиком несколько армий. Они порой сами чувствовали себя в окружении и, находясь далеко от фронта, на ночь занимали круговую оборону у своих комендатур.
Украина была вся в движении и напряжении...
Воины, потерявшие свои части, пробивались по оккупированной территории к фронту небольшими группами, а иные и в одиночку. Другие присоединялись к местным партизанским отрядам или создавали свои отряды, впоследствии переросшие в могучие соединения.
Бегство из плена было не только мечтой. Бежали под огнем пулеметов, недострелянные выбирались из братских могил, штурмовали заграждения из многорядной колючей проволоки, зная, что погибнут многие, а осуществить побег удастся лишь нескольким... Разбегались на марше из колонн, пробивали доски пола увозивших их на запад вагонов и прыгали на ходу.
Смертельная опасность, неслыханная жестокость врага, раны, болезни — ничто не могло служить преградой.
Воспитанные в государстве свободы и воевавшие за его жизнь и независимость на фронте, оказавшись в неволе, советские люди оставались солдатами свободы.
В западной печати в послевоенные времена приводились цифры, сколько человек бежало из лагерей. Разговор идет о сотнях тысяч. Не берусь уточнять: не думаю, чтобы учет велся; трудно сказать, сколько бежавших погибло; были люди, за плечами которых по нескольку побегов.
Но то, что в селах на Украине скрывалось много воинов, что таились они в лесах и оврагах, я видел своими глазами, и мне ссылаться на зарубежные источники нет нужды.
Здесь возникает уже не легенда, а прекрасная песнь об украинском колхозном крестьянстве, взявшем на себя опасную и тяжкую роль укрывателей и спасителей попавших в беду воинов родной армии. Их прятали, кормили, лечили...
В окруженных армиях служили сыновья всех народов Советского Союза. (Состав вооруженных сил отражал многонациональное братство, одно из главнейших завоеваний Октября.)
Всех их Украина приняла, как родных.
Языка украинского они не знали, выдать себя за местных жителей им было почти невозможно.
Расовая политика фашистов строилась на насаждении национальной розни. Столкнуть украинцев с русскими, армян с азербайджанцами, всех других перессорить, чтоб легче было согнуть и покорить. Старый и, казалось бы, проверенный в веках способ!
Но в 24-летней стране социализма он не возымел успеха.
Район Зеленой брамы, соседние с Подвысоким села хорошо знакомы мне по тем временам. Но выбираясь из окружения, после побега из колонны, которую гнали в направлении Винницы, я пешком прошел и по Киевской, Полтавской, Харьковской областям и могу утверждать, что Подвысокое — не исключение и то, что происходило здесь, типично для всей Украины.