Зеленая гелевая ручка
Шрифт:
Та же сила, что позволила мне освободить ногу, сместила кирпич в основании хижины, сделав ее еще более неустойчивой. Даже не потребовалось ждать серого волка, который подует на домик. Было достаточно лишь обернуться, чтобы увидеть, как постройка рухнет в одночасье.
Одновременно воздух разрезало два крика: один накрыл меня волною страха, второй раздался за моей спиной. Сухой, приглушенный крик, но не боли – это пришло позже – а паники. Два крика и тишина, застывшая в облаке пыли.
В тот же миг, когда рухнула постройка, моя мать бросилась ко мне, схватила так сильно и обняла так крепко, сжала так неистово… что и сегодня, и каждый раз, когда я вспоминаю
Я расплакался. Столько всего появилось в один миг: кровь на моей левой ноге, два этих одновременных крика, откуда-то возникшее чувство неопределенности, облако пыли, окутавшее все вокруг, и это странное ощущение, что лето закончилось…
Все происходящее после было похоже на крутящийся перед глазами калейдоскоп из образов, движений и звуков. Я помню, как мать оттолкнула меня в сторону с той же силой, почти безумным неистовством, с которым до этого схватила, чтобы обнять. Я помню глаза моего отца, прибежавшего на крики и бросившегося откапывать из-под завала Тони. Я помню безмолвную фразу «С тобой мы поговорим позже», явно читавшуюся в его перепуганном взгляде. Я помню туман, который периодически рассеивался. Помню, как хотел, чтобы он не исчезал никогда. И помню слезы на своих щеках…
Тони был единственным сыном Абатов – лучших друзей моих родителей. Анну и Хосе Антонио, любопытную пару, мне казалось, словно перенесли в реальную жизнь со страниц комиксов. Ее я запомнил очень стройной и высокой, чем-то похожей на Оливию, невесту моряка Попая. Он был больше похож на римского сенатора Брута, только с бородой, из-за которой почти никогда не было видно губ. Все четверо знали друг друга еще с детства, обычно в этот период зарождается самая крепкая дружба, которая с годами только крепнет. Их жизни, казалось, были написаны под копирку: обе пары познакомились в одно и то же время, обе поженились в одном и том же году, у обеих родились сыновья с разницей всего в несколько месяцев. Я был старше.
Дружба с Абатами была крепче любых семейных отношений. Это была дружба, наполненная субботними домашними посиделками, поездками выходных дней, часами, проведенными на пляже под зонтиком с полотенцами, переносными холодильниками и всеми мыслимыми и немыслимыми аксессуарами для комфортного отдыха, походами в горы, где можно было полюбоваться искрящимся на солнце снегом, лежащим в самых непредсказуемых уголках склонов. Это была настоящая дружба, в которой фразы «Ты посидишь сегодня с Тони, а завтра я заберу твоего?» и «Не представляешь, как ты меня выручил» были чем-то само собой разумеющимся.
Каждое лето первые две-три недели июля я проводил в доме Абатов, расположенном в Пиренеях в районе провинции Лерида, а в августе наступала очередь Тони приехать к нам на целый месяц в деревню.
Я с тоской вспоминаю горный дом – именно так я называл дом Абатов. На самом деле это был ансамбль из трех построек, который отец Тони купил за весьма доступные деньги.
Один из домов, наверняка он был самым главным, оказался самым запущенным. Четыре его полуразвалившиеся каменные стены с трудом удерживали удивительной красоты шиферную крышу, которая, несмотря на капризы погоды, чудом не обвалилась. Двери и окна дома были постоянно наглухо закрыты, и только одним летом нам удалось заглянуть внутрь. Измученный нашими вечными вопросами о том, что находится внутри старого дома, и вполне реальными страхами ночного странного шума, доносящегося оттуда, отец Тони однажды отвел нас туда. Мы должны были убедиться, что
Самый маленький дом, расположенный примерно в двадцати метрах от заброшенного, был заботливо восстановлен отцом Тони. Это лишний раз доказывало, что его родители обладали добротой и щедростью, которых я больше никогда и ни в ком не встречал. В доме была всего одна крохотная комната с двумя двухъярусными кроватями, несколькими одеялами и небольшим санузлом с душевой кабиной. Этого было вполне достаточно для любого покорителя вершин, которого неожиданно застала ночь в горах и который нуждался в убежище.
Ансамбль построек завершал дом, в котором Абаты сами жили на каникулах. На восстановление этой постройки ушло ровно три года. Три года, в которые отец Тони вложил буквально все: свое время, свои деньги и свои надежды. Красивейший дом, построенный из серого камня, благородно подчеркнутого окнами из красного дерева и шиферной крышей, располагался между горами. Он был двухэтажным. Внизу находилась просторная столовая с двумя большими диванами и ковром со странными узорами между ними. В одном конце комнаты стоял телевизор, в другом – камин, который нет-нет да озарял своим светом погруженное во мрак июльской ночи помещение. Столовую от соседней кухни отделяла дверь из закаленного стекла. Еще на первом этаже была небольшая ванная комната и комната с двумя кроватями, где спали мы с Тони. Ванную и нашу спальню разделял лестничный пролет, открывающий доступ на второй этаж, где находились остальные комнаты: спальня родителей Тони с отдельной ванной, а также спальня и ванная комната для гостей.
Я до сих пор прекрасно помню последний отрезок дороги, который вел к участку Абатов. Как только мы проезжали небольшую деревушку Эспот, мы тут же сворачивали в сторону и дальше ехали куда-то вдаль уже по грунтовой насыпи, идеально прямой и широкой линии, которой не было конца. Внедорожник Абатов проворно бежал вперед, оставляя за собой облако пыли, приводящее нас в полный восторг. Прильнув к стеклу, мы наблюдали за тем, как оно скрывает из виду огромные деревья, окружающие нас. Примерно минут через пятнадцать, согласно моим тогдашним детским подсчетам, мы подъезжали к какой-то плотине, огороженной металлическим забором. От нее широкая грунтовка уходила вверх, однако справа была видна еще одна дорога, уводящая в сторону спуска. Она была обозначена небольшим забором из толстых деревянных столбиков, выкрашенных в приглушенный красный цвет. Необычные столбики, как однажды объяснил нам отец Тони, были отмечены на всех старинных путеводителях по альпинизму этого региона и обозначали начало маршрута. Отец Тони решил сохранить историческую достопримечательность и каждый год в конце лета подкрашивал забор свежей краской.
Внедорожник едва помещался на узкой и извилистой каменистой тропе. Пока ветки деревьев хлестали по крыше и стеклам машины, нас бросало из стороны в сторону, это было жутко весело. Отец Тони крепко держал обеими руками руль и всячески пытался избежать острых камней и выступов на дороге, но мы то и дело слышали глухие удары по днищу автомобиля, что заставляло нас инстинктивно поднимать ноги вверх. К нашему огорчению и облегчению Анны, которая уже едва сдерживала приступы тошноты, всего за пять минут мы добирались до небольшой равнины, где нам и предстояло провести следующие две или три недели.