Зеленая кровь
Шрифт:
– Александр Валерьевич...
В руке у Аллочки телефонная трубка - связь с гермокамерой, и у нее такое выражение - у нашей Аллочки красивые глазки... Не успел перехватить трубку, как взревел тифон.
Я никогда не слышал, как он ревет - вой по всему зданию. От истошного этого воя у меня совершенно вылетело из головы - как он, проклятый тифон, выключается.
– Алло! Алло!
– надрывался я в телефон. Бесполезно. Очевидно, тифон оглушил даже испытателей - не слышат. Или это я не слышу?
– Алло!..
Тифон выключил техник-связист - прибежал
– ...вывести из камеры!
Вот почему меня не слышали! Перепуганная Аллочка переключила связь на "громкую".
– Аллочка!
На Аллочке лица нет: очевидно, в гермокамере и в самом деле стряслось что-то неладное. Но что? Неужели ацидоз... Проклятье! Я наконец сообразил, что надо делать - нащупал нужный тумблер и переключил - связь на телефон.
– Алло! Что у вас там?
– Плохо с Михаилом Ивановичем. Наверное, его надо вынести из гермокамеры.
"Вынести"?! Говорил кто-то из ребят - никак не могу научиться различать их по голосам. Только теперь я вспомнил про видеоконтроль: на экране какая-то неразбериха - мелькали руки, испуганные лица...
– Что с ним?
А сам шарю взглядом по приборам: может, уже подключили телеметрию? Нет, приборы пишут "по нулям".
– Не могу понять, Александр Валерьевич.
– Теперь я узнал, кто говорит Гена Старцев - Пульс слабый, холодный пот, а сам вроде горячий... Похоже, обморок.
– Подключите телеметрию. Быстро!
– Подключаем.
Теперь я уже разобрался, что они делают: уложили Михаила на диванчик, стаскивают с него майку... Почему он в майке, а не в костюме? В кофту ведь встроены датчики со штекером - специально на случай такого вот рода, чтобы не возиться. Всегда так: когда пожар, оказывается, огнетушители разряжены... А сейчас эти драгоценные минуты, которые они потратят на закрепление датчиков - не врачи ведь, - могут стоить... Не хочется думать, чем может обернуться эта дурацкая история с телеметрией. Может, посоветовать натянуть на него кофту с датчиками? Все быстрее... Нет, не надо сбивать их запутаются. Почему он оказался без кофты. Загорал в фитотроне, что ли? Проклятье! Где же Тая?
Тая уже здесь. Я включаю "громкую" - параллельного телефона нет, да и что скрывать теперь? От кого? Слышно, как Хотунков подсказывает Старцеву, куда крепить датчики: "Левей, левей, под соском... Нет, это пятый канал, дыхание..." Тоже странность? Хотунков командует, когда, казалось бы, все должно быть наоборот Старцев этот пояс с датчиками не только сам на себе застегивал не менее полусотни раз - сам конструировал!
– Боря! Хотунков!
– Тая схватила микрофон - все поняла: - Натяните кофту. Быстро все симптомы!
Хотунков перечисляет, не отрываясь от Михаила, - слышно плохо: "Пульс... Вялость... Сонливость..." Что он там делает - с Михаилом? Пульс считает? А, стаскивает с него майку... Сколько можно стаскивать эту проклятую майку? Секунды, секунды...
– На речь не реагирует?
– Нет. Кажется, уснул.
Тая прикрывает микрофон ладонью - про кнопку забыла:
– Кома. Выводить надо.
Значит, ацидоз. Вот тебе и обнадеживающие графики... Вот тебе и симбиоз. И надо же - у самого врача! Впрочем, этого и следовало ожидать: как-никак, а остальные двое - Старцев и Хотунков - в углекислой атмосфере уже жили, проверены. А вот Михаил... Чего теперь волосы рвать! Спасать надо.
Огляделся: вся смена на месте, у приборов и пультов. Все четверо. И все, конечно, уже поняли: произошло Несчастье. Хорошо хоть не знают, что эксперимент должен был начаться с испытаний членов экипажа на ацидоз - под масками. Времени не хватило... Все этот "директивный график" Хлебникова.
– Тая...
– Впилась взглядом в экран видеоконтроля - следит, что делают ребята.
– Тая... Эго же три часа! Может...
Тая одарила меня таким взглядом... Ясно.
– Приготовиться к разгерметизации!
Техники бросаются к пультам управления насосами и газовыми магистралями. Разгерметизация расписана до мелочей: что за чем, кто контролирует состав атмосферы, кто на телеметрии, кто на вентилях... Все расписано и отработано на тренировках до мелочей. И никто, конечно, на этих тренировках не думал, что разгерметизацию придется делать по-аварийному.
Наконец заработала телеметрия. Оглядываю один самописец, другой... Заработал и второй кардиограф, кто-то из техников "уговорил" его все-таки; этот кардиограф как раз и попал на канал датчиков Михаила... Все скверно. Все ниже нормы. Гораздо ниже...
А ребята ждут команды - пора делать "первую ступеньку", снижать концентрацию углекислоты в гермокамере на полпроцента. Им осталось переключить последние шланги - с баллонов углекислоты на азот. Торопятся, а когда торопишься - все не так, сорвали, кажется, резьбу на гайке.
– Гена, - говорит Тая, - разыщи ампулу с кофеином. Шприц надо прокипятить.
На экране мелькает растерянное лицо Старцева: не умеет он делать инъекции, не учили мы его этому искусству. Да и кому могло прийти в голову, что несчастье случится с врачом? Обязательно чтонибудь не предусмотришь.
– Оба они не умеют обращаться со шприцем, - говорит Тая. Мне говорит - с отчаяньем.
– Хотунков же биолог! Учился же он формалинить животных... Дай-ка микрофон.
Передала.
– Хотунков, вы тоже не умеете обращаться со шприцем?
– Я сделал однажды - у меня игла сломалась.
– Ну и что? Вытащим!
– С ума сошел, - шепчет Тая.
– Попадет в вену, дойдет до сердца... Это же смерть!
Я вернул ей микрофон:
– Командуй.
Что можно предпринять? И камеру не откроешь - это как с водолазами: вытаскивать их из глубины, из этой углекислой атмосферы, надо осторожно и с паузами. С "площадками". Часа три - не меньше. Иначе... Инвалид. Эх ты, "мой друг Стишов": сдался, не настоял на испытаниях на ацидоз - там бы кома выплыла обязательно, но выплыла бы не в гермокамере, а под масками! Вот твое "пожалуйста"... Да что теперь жалеть о невозможном...