Зелёная кровь
Шрифт:
Но меня не собьешь, подумал Рамон и ухмыльнулся. У меня отличное чутье. Даже старый Трезор хвалил, не то, что ветеринар. Вот сейчас, к примеру - пахнет чужим зверем.
Откуда у нас тут чужой зверь? С ума сойти, как интересно.
Рамон принюхался. Нос Старшей Ипостаси не хотел расширяться, как полагается, но уж такой удивительный и сильный запах Рамон разнюхал на все сто. Зверь был еще тут. В саду был.
Рамон перемахнул через калитку прежде, чем мама успела на него гавкнуть. Сам знаю, что собакам в сад нельзя. Но я же в Старшей Ипостаси, все-таки. И потом - я еще щенок.
Так, в случае чего, и скажу. И потом - надо же на зверя посмотреть. В жизни такого не нюхал.
Чужак, оказывается, тоже был в Старшей Ипостаси: для разговора удобно, а что он за зверь - непонятно. И он оказался не старше Рамона. И он сидел на траве в тени и жевал веточку.
Тогда Рамон принялся его разглядывать. Сущая невидаль.
А чужак не испугался - тоже стал разглядывать Рамона, будто Рамон невесть какое диво. Чужак был худенький и бледный, с длинной шеей, с длинными ногами, с вытянутым личиком, которое портили выдающиеся скулы, крупный горбатый нос и тяжелый подбородок, а украшали девчоночьи темные глаза в длинных загнутых ресницах. И его русые волосы лежали на плечах гривкой - как ему только мама позволяет? Так его блохи съедят... И потом, шкура у чужака была странная - куртка в бахроме, штаны в бахроме. А на ногах - высокие сапоги, с каблуками. Почти у всех зверей, которых Рамон видел, в Старшей Ипостаси на ногах получаются мягкие такие мокасины - у собак гладкие, у кошек мохнатые. Разве что у коз сапоги, но чтоб такие...
Рамон подошел, чтобы его обнюхать. Чужак возражать не стал, но сам не нюхался особенно и вообще был жутко церемонный, был какой-то медленный для настоящего щенка, что ли... А пахло от него совсем не щенком. Каким-то чудным существом - и что, кошкой?! Ой, правда - кошкой! Ну-ка, ну-ка - так и есть: и шея, и за ушами кошкой пахнет. Кошка ему уши вылизывала! Обалдеть!
– Ты что, кошкин сын, что ли?
– удивился Рамон.
– Вот уж не похож на котенка!
Чужак пожал плечами.
– Я и не котенок, - сказал он.
– Просто тетя Манефа со мной дружит. Она меня кормила.
Ишь, как он про кошку, подумал Рамон. Кошка его кормила. Нет, до щенка ему далеко.
– От тебя еще молоком пахнет, - сказал Рамон высокомерно.
– Ты чего, молоко пьешь? Ты маленький?
– Пью, - голос у чужака был спокойный, но не такой кроткий, как выражение лица.
– Меня Хольвин угостил. А ты бы не стал?
– Стал бы, - сознался Рамон.
– Вкусно. А почему у тебя затылок молоком пахнет? Ты что, голову, что ли, туда макал?
– Нет, - сказал чужак.
– Не макал. Я не знаю, почему. Что у тебя за манера так обнюхиваться? Что ты так узнаёшь?
– Все, - Рамон опять почувствовал себя круче и старше.
– Я, например, знаю, почему ты такой тощий. Ты мяса давно не ел. От тебя совсем мясом не пахнет. И кровью... почти не пахнет. Только чуть-чуть... и странно как-то. Тебя чего, ранили?
– Это не меня, - сказал чужак грустно.
– Лучше бы Хозяин тебе мяса дал, - сказал Рамон.
– Я мяса не ем, - сказал чужак.
Рамон поразился так, что еще раз хорошенько
Не козел же он, в конце концов! Вот уж чем от него точно не пахло - знаем мы, как пахнут козлята...
А чужак отстранялся и косился, будто ему не нравилось, что его нюхают. И мясом от него вообще не пахло.
– Что же ты ешь?
– спросил Рамон, склонив голову на бок.
– Одно молоко, что ли? Как сосунок? Или - одну траву, что ли?
– Нет. Вот еще. Я ем веточки.
– В смысле - грызешь?
– Ну, в смысле - сначала грызу, а потом съедаю. Ты мясо тоже сначала грызешь?
– Кости... но веточки... Ты что, хочешь сказать, что ты палки глотаешь?!
– Веточки, а не палки, - теперь у чужака сделался снисходительный вид. Рамон понял, почему: потому что Рамон никак не возьмет в толк то, что этот тип считает простой вещью.
– Самые вкусные - ивовые. Молоденькие. Еще вот ольха... или, знаешь, свежие сосновые иголки, еще светленькие... а еще - вот это дерево. Яблоня.
Самое дикое, подумал Рамон, что не похоже на вранье. Так можно говорить только о еде. Но ведь невозможно...
– Как можно сосну грызть?!
– пробормотал он потрясенно.
– Она же колется! В нос! И горькая!
Чужак пожал плечами.
– Я же не спрашиваю, как можно мясо есть, - сказал он безумную вещь.
– Мертвое. Вонючее. В крови. Которое раньше было живое.
У него на секундочку сделался такой неприязненный вид, что Рамон зарычал.
– Не кусайся, - сказал чужак. Миролюбиво.
– Почему?
– сказал Рамон.
– Ты драться не любишь?
– Не люблю. Я умею, ты не думай, меня папа учил. Просто не люблю. Мне папа говорил, драться можно только в двух случаях: когда нападают и из-за девочки. Но девочки я тут не вижу, а если ты нападешь... это будет нехорошо. Папа говорил: если нападают, надо убить. Или попытаться убить. А то тебя убьют.
Рамон задумчиво почесал бок и выкусил блоху. Чужак был серьезный парень. Но странный.
– Чего драться из-за девочки?
– спросил Рамон с любопытством.
– Осенью. Девочкам сильные нравятся, - пояснил чужак.
Рамон усмехнулся. Сильные нравятся... тоже, новость. С сильными бороться интересно. А просто смотреть какой девочкам интерес?
– А играть?
– спросил он.
Чужак улыбнулся. У него были крупные передние зубы и совсем не было клыков.
– Хочешь играть? Давай. В пятнашки. Или - бодаться. Кто сильнее.
– Как это - бодаться?
– Это лучше - когда перекинемся, - сказал чужак.
Рамону стало интересно. Это уже была совсем новая игра, в новую игру всегда забавно поиграть. Он перекинулся кубарем, чужак - осторожно и не спеша. И стал таким зверем, что Рамон помимо воли заскакал вокруг, заливаясь лаем.
А чужак смотрел на него сверху вниз девчоночьими темными глазами в длинных ресницах, стоя на тонких длинных ногах, нагнув горбоносую голову с крохотными рожками, встряхивая коротенькой светлой гривкой. Рамон был городской щенок - он еще никогда в жизни не видел лосят...