Зелёная кровь
Шрифт:
Но, как бы то ни было, пес оставался псом - и все деревенские псы забрехали из солидарности со своим собратом. Маленькая шавка, грязно-белая, с неопрятно свалявшейся шерстью, сунулась Локкеру почти под ноги, пытаясь укусить - но ему стоило только резко обернуться, как собаку унесло куда-то вглубь ближайшего двора. Неприятная Стая - не было среди этих собак двоесущных.
Несколько мужчин на автобусной остановке обсуждали Локкера с откровенным гастрономическим восхищением. Давнее правило - с горожанами, как говорят, бывает по-всякому, но для жителей деревни любые жители леса четко делятся
В маленьком домишке, похожем на вагончик, снятый с колес, расположился магазин, и судя по запаху, там продавали хлеб. Когда Локкер гостил у Хозяина, у Хольвина, его всегда угощали хлебом. Хлебом и молоком - лучшая человеческая еда.
Локкер подошел поближе к магазину, задумавшись, почти проигнорировав кинувших врассыпную старух. Что я тут делаю, подумал он. Просто голоден - и что из того? Люди в таких местах не дают хлеба просто так, за него берут деньги. Где я возьму деньги?
Ощущение опасности вывело его из задумчивости. К магазину бежал человек с охотничьим ружьем, а с ним еще несколько безоружных. Локкер перекинулся, повернувшись к людям лицом.
Бегущие разочарованно замедлили шаг. Вопреки общим предрассудкам убитый двоесущный иногда все же остается в той Ипостаси, которую застигла смерть. Местные жители, как Локкер и ожидал, знали об этом - может быть, потому, что им уже случалось такое видеть. Так что не было у людей настоящей уверенности в том, что убийство принесет ожидаемые шкуру и мясо, и их совершенно не устраивал потенциальный труп почти такого же существа, как они сами, прямо посреди поселка. Старшую Ипостась двоесущных люди едят только в крайних случаях - в тех, когда и себе подобных ели бы.
Владелец ружья выругался в злобной досаде и крикнул:
– Убирайся в свой лес, гадина! Ишь, расплодились, зеленая кровь, чтоб вы сдохли! Оборотень поганый...
– но он просто разочаровался. Может, надеялся сделать запас мяса на зиму.
Локкер чуть пожал плечами и побрел прочь. Собаки все лаяли, а запах хлеба унес порыв ветра.
Он перекидывался, подходя к населенным пунктам, проходил их на двух ногах и вновь возвращался в Младшую Ипостась, когда человеческие дома оставались позади. Шел очень быстро, больше нигде не останавливаясь и не замедляя шаг. Хотел добраться до города засветло - шестьдесят километров, сказал Хольвин.
Шестьдесят километров - не самый короткий и легкий, но, в сущности, нормальный дневной переход.
Но смены Ипостаси и нервное напряжение отняли очень много сил, и, к тому же, Локкер был голоден. Засветло он не успел - нынче уже довольно рано темнело.
Когда над темным шоссе появились целые гирлянды фонарей, а вдали замаячило широко разлившееся море острого желтого огня, Локкер понял, что здесь нужно перекинуться в последний раз. Что делать в городе зверю?
А что вообще делать в городе двоесущному?
Локкер уже собирался перекинуться, но не успел - на него с откровенным восторгом уставились два лохматых молодых человека, ждущих на пустой
– Нет, ну ничего себе! Смотри, Берни, лось!
– Крутой лосяра... сохатый... Ох, и рога же... Не боится, здорово!
Они разом схватились за рюкзаки, но в движениях этих людей ничего угрожающего не было. Локкер подошел поближе и увидал, как названный Берни достал из кармашка на рюкзаке плоскую серебристую коробочку с круглым стеклянным глазом. Знакомая вещица - фотоаппарат. Такое уже случалось видеть, у Хольвина, у его товарищей из Лиги. Всем известно, зачем человеку это надо.
Хочет изображение Локкера себе. На память. Лестно.
Локкер улыбнулся про себя и остановился в живописной позе Победителя Трех Турниров, высоко вскинув голову, красиво развернув рога. Гостям из Лиги так очень нравилось.
Щелкнуло. Вспыхнул и снова вспыхнул яркий свет.
– Вот чудной зверь! Прямо тебе позирует, ручной, что ли?
– Жаль вечер, света мало... лось, лось подойди под фонарь, а?
Они не отнимут много времени, подумал Локкер и вошел в желтый холодный луч. Фотограф восхищенно ахнул и щелкнул еще несколько раз; его приятель, наконец, нашел в рюкзаке то, что искал - мятую бумажную пачку с печеньем, уже на две трети пустую.
– Эй, лосяра! Красавец! Ты печенье ешь?
– и сделал несколько шагов вперед.
– Ты полегче все-таки, - сказал Берни, опуская фотоаппарат.
– У них осенью гон, они того, бывает, бесятся ни с того, ни с сего...
Его тон, встревоженный, но не перепуганный, вытащил Локкерову Старшую Ипостась. Берни еще раз щелкнул и вспыхнул, делая изображение смены сущностей. Его товарищ присвистнул:
– Ничего себе, а?! Перевертыш! Лось-перевертыш! Ах ты, зеленая кровь...
– Ты печенья-то дай ему, - сказал Берни и улыбнулся.
– А то показываешь и не даешь... я б на его месте обиделся.
– Спасибо, - сказал Локкер смущенно.
– Я голодный.
Товарищ Берни еще более смущенно протянул пачку, не подходя особенно близко:
– Держи, трескай...
Локкер взял. Берни щелкнул и это.
– Тебе спасибо, лосяра... классные кадры, народ обзавидуется. Знаешь, я лосей-перевертышей только по телевизору видел разок, и то, говорили, что уникальный, мол, фильм. Даже не мечтал сделать такие фотки...
Локкер улыбнулся. Печенье было сладкое, пахло ванилью. Чтобы накормить лося, потребовалось бы пачек тридцать такого печенья, но для того, чтобы лось набрался спокойствия и храбрости для путешествия по городу, хватило и тех кусочков, которые остались у людей с фотоаппаратом.
Людям явно хотелось его потрогать, но они не посмели, а Локкер по застенчивости своей натуры не стал предлагать. Но когда подошел автобус, и людям, и зверю было одинаково жаль расстаться.
Новым знакомым Локкера все-таки надо было ехать, они долго ждали - и им пришлось втащить внутрь рюкзаки. Потом автобус поехал, а они махали в маленькое окошко. Локкер проводил их взглядом и пошел дальше. У него потеплело на сердце.
Эти молодые мужчины не были Хозяевами, конечно. Но что-то от Хозяев в них чувствовалось - может, веселая отвага? Или любопытство? Приятная встреча.