Зеленая ветка мая

Прилежаева Мария Павловна

– Мне кажется, правильно, - подтвердила Ксения Васильевна.

И Кате, естественно, рассуждения Силы Мартыныча казались понятны и правильны. А главное, понравилось ей, как любит он дочку, тихую Тайку, с надеждами и нежностью любит!

Вот сидит, большой, плечистый, подстриженные скобой волосы кудрявятся, настоящий русский богатырь! Обнимает щуплые плечики Тайки, бережно тронет светлые, прямые, как соломинки, волосы.

– У вас красиво, а герань как прекрасно цветет!
– любуясь махровыми шапками цветов в глиняных

горшках на подоконниках, сказала Катя.

Сила Мартыныч с довольной усмешкой медленно огладил пышную бороду.

– Отгрохал домину аккурат под самый четырнадцатый. Своими руками, вот энтими, плотницкими, избу ставил. Гляньте, мозоли каменные, до смерти не сойдут. Сам, да жена, да сестра, старая девка, да холостой брательник, пять годов ставили избу. Квас с редькой - весь харч, про говядину, как и пахнет, забыли. Обещался брата холостого женить, когда избу осилим. Затем и пятистенку старались, ему половина, мне половина. А тута война. Не успел ожениться, с первых дней взяли. И сгинул. И могилы не знаем. Сестра животом маялась, скрючило всю, и ей в новом дому пожить не пришлось... Ксения Васильевна, пироги с ливером, Катерина Платоновна...

Тут дверь отворилась, и вошла женщина, нестарая и недурная бы собою, но темная старушечья шалька, надвинутая на брови, ввалившиеся от худобы щеки и угрюмый взгляд старили ее и дурнили.

– Здравствуйте. Не вовремя я, гости у вас. Кринку принесла, спасибо.

Поставила порожнюю кринку на деревянную лежанку у печки и повернулась уйти.

– Постой, постой!
– вскричал Сила Мартыныч.
– Нин Иванна, постой. Прежнего учителя нашего жена, - коротко бросил в сторону Кати и Ксении Васильевны.
– Садись гостевать, Нин Иванна.

– Спасибо, некогда мне. Ребятишки не кормлены.

– Тогда постой. Жена, собери ребятишкам гостинца.

Но Нина Ивановна уже вышла из избы, и Сила Мартыныч, схватив два куска пирога и накрыв ломтем студня, вышел следом за ней в сени. За дверью послышались голоса: его - низкий, твердый и ее - бурный, срывающийся.

– Учитель на войне без вести сгинул, - тихо вымолвила Тайка.

– Сгинул или нет, то нам неизвестно, - возразила мать.
– Соседка наша. Мы ее еще в девках, Нинкой, знали. Учитель зятем в дом к ним вошел. Осталась - ни мужа, ни сродственников. Ни коровы, ни лошади. Обнищали. Когда поможем, чем можем. Молока корчажку снесешь.

Сила Мартыныч вернулся. Сел к столу, сердито ухватил бороду в ладонь.

– Морока с бабами! Она так располагает: ежели ты сельсовет, корми ее, обувай, одевай. А где у нас средства? Что в наших есть средствах - даем.

Он выпустил бороду, налил еще стакан браги и, ближе придвигаясь к Ксении Васильевне, заговорил другим, почти искательным тоном:

– Дельце у нас к вам, Ксения Васильевна.

– Я так и предполагала, что дельце, только почему ко мне, а не к Катерине Платоновне?

– Катерина Платоновна молода,

и школа на ней. Мы, видим, Катерина Платоновна вся в школу ушла.

– Какое же дельце?

– Такое, что и вымолвить сразу-то не решусь.

– А вы решайтесь. Вы ведь не из робких, как я догадываюсь.

– Ну, ежели догадались, выложу напрямик. Засела в голову мыслишка одна. Надумал культурой вашей попользоваться. Тайку, сверх школы, желаю разным наукам учить, всем языкам заграничным, вот какая задумка.

Он умолк, почти смущенно вглядываясь в спокойное лицо Ксении Васильевны, которая по привычке постукивала пальцами по столу, и на безымянном горел темно-красный рубин.

– Задумка неплоха, да только слишком вы много хватили. Всех языков я и сама не знаю.

– Так ничего и не знаете?

– Немецкий кое-как. Французский тоже подзабывать стала. Однако попробовать можно, поучу вашу Таю французскому. Девочка способная, прилежная.

Тайка закраснелась, стыдливо потупилась, и мать опустила глаза, пряча радость. А Сила Мартыныч вытер бороду:

– За платой не постоим, будьте в спокойствии.

– О плате не будем пока говорить, - отказалась Ксения Васильевна.
– А одолжения прошу.

– Да мы с радостью! Что запросите, все раздобудем. Из-под земли выкопаем.

– Нам с Катериной Платоновной нужна газета. Скучаем без газеты. Живем, как в лесу.

– Газету-у!
– воскликнул он, изумляясь и радуясь исполнимости желания Ксении Васильевны.
– У меня эти газеты в шкапу кипами копятся. Айда в сельсовет, без промедления снабдим.

И он привел их в сельсовет. Отворил дверь в смежную комнату, и пожалуйста - сельсовет. Люди входили сюда из сеней. Но Ксению Васильевну с Катей, естественно, Сила Мартыныч провел из дома.

Такая же изба, большая, чистая, только без пунцовых шапок гераней на окнах; посредине покрытый кумачовым сатином стол; у стены сколоченный Силой Мартынычем шкаф для казенных бумаг и документов. Разумеется, фотография Ленина. Ленин был изображен здесь с Михаилом Ивановичем Калининым.

– Помещение нашей сельской Советской власти, - гордо объявил Сила Мартыныч.
– Астахова личная собственность добровольно отдана государству по причине малой семьи. А как дальше пойдет, будет видно. Разбогатеем отдельный для власти выстроим дом.

На деревянном щитке были гвоздиками прибиты развернутые листы газеты "Беднота".

Ксения Васильевна пробежала заглавия статей и заметок.

В правом углу начальной страницы: "Принимается на газету подписка по всей территории РСФСР только от учреждений и организаций".

Жаль! Хотелось Ксении Васильевне выписать газету на свой адрес, лично себе! Есть особенное удовольствие, ставшее за годы привычкой, получать утром свежий номер газеты, еще пахнущий типографской краской, никем еще не открытый, читать газету первой. Без спешки, со вкусом.