Зеленое поле не для любви
Шрифт:
Зеленое поле ярко переливалось на теплом, обжигающе горячем солнечном свете. В отличие от прохладных коридоров и мягкого внутреннего оснащения стадиона, на поле творился кромешный ад. К полудню температура успела еще подняться, и теперь духота не давала вздохнуть.
– Оболтусы! – зычно гаркнул Роман Евгеньевич. – Все сюда, у меня объявление.
Футболисты быстро и организовано побросали свои дела и недружной толпой столпились около нас с Романом Евгеньевичем. Такое внимание и пристальные взгляды были неприятны. Да, я к ним готовилась и знала, что именно это меня ожидает, но все же одно дело – знать, а другое – когда
И у тебя в голове всплывают образы – как раз за разом интерес в глазах тухнет, сменяясь раздражительностью и почти ненавистью. Как футболисты злятся, когда какая-то пигалица с мегафоном гоняет их по полю и заставляет пахать и пахать до седьмого пота. Именно это и рушило в их глазах образ красивой конфетки с привлекательной мордашкой, заменяя его суровой реальностью.
И как бы я ни готовилась к тому, что все так и будет, чувствовать интерес игроков мне было приятно, как женщине, которая все же жила где-то глубоко в моей душе. И она расцветала от осознания, что не такие уж мы серые и бледные. На меня обращают внимание, значит, все хорошо и красивой девушкой я быть не перестала. Комплексы по поводу внешности появились у меня еще в детстве, когда я только поступила в спортивную школу. На фоне худеньких гимнасток, синхронисток и прочих девочек я смотрелась неказистым гадким утенком. Еще бы, меня и отдали-то в эту школу, чтобы я смогла прочувствовать жизнь с «той стороны». Но все учителя об этом прекрасно знали и не заставляли меня горбатиться до седьмого пота. Зачем тренеру навыки в том, чем он не будет заниматься.
Моей основной задачей было наблюдать и анализировать тренировки, учиться составлять планы физиотренировок и рассматривать тела как научную базу. И чаще всего я оказывалась рядом с учителем, оценивая старания одноклассников и предлагая свои методы расчета нагрузок и тренировочные планы. В конечном счете, меня признали гением, который может привести любого спортсмена к феноменальным результатам в кротчайшие сроки.
Только это было не так! Я просто с самого детства наблюдала за работой родителей, вот и переняла эти навыки. Грубо говоря, это вросло на подкорку моего сознания. Никаким гением я не была, у меня просто не существовало другого пути, кроме как наблюдать и запоминать. Копируя поведение собственного окружения. Теперь же это стало частью меня, срослось и сроднилось со мною.
Вот только никто не желал принимать эти доводы, утверждая, что только такая гениальная девочка и могла родиться у таких родителей. Чем дольше об этом шептались по углам школы, тем тяжелее мне становилось жить и учиться. Меня ненавидели и презирали почти все одноклассники. Я раздражала и бесила их.
Ведь я стала любимицей учителей, которой достаточно было просто родиться. Той, кто решает за спортсменов, что они должны есть и как вести себя. Та, чей день – просто записи в тетради, а не изматывающие и почти нереальные тренировки, колоссальное давление и нагрузки.
Никто из них даже не представлял, какие нагрузки испытываю я, и через что мне приходилось проходить, чтобы соответствовать этому высокому уровню. Для них это была забава, для меня – неподъемный титанический труд, который я проделывала каждый день. Частенько я просто засыпала над тетрадями, не отдавая себе отчета в том, сколько прошло времени. Все это психологическим грузом ложилось на мои детские плечи и вгоняло в тоску и уныние, из которых не было выхода.
Все это приобрело просто катастрофические масштабы в классе седьмом, когда к нам перевели мальчика, который, гордо выпятив грудь, представился гением из провинции. Только такими футбольными гениями в школе были каждый пятый, и особых почестей мальчишке не оказали. Даже не восхитились его недюжинным талантом и мастерством.
А когда, проучившись с нами около месяца, он понял, что для выживания нужна популярность, то решил сколотить группу поддержки и дружить против меня. Я стала мишенью для достижения его высоких целей.
А уж когда он постепенно начал обрастать фанатками и преданными друзьям, я поняла, что такое ад на земле. Мне не давали проходу, я даже вздохнуть лишний раз спокойно не могла. Учителя, заметившие это, ничего не смогли сделать. Все взыскания приводили только к еще большей озлобленности и ненависти, направленной в мою сторону.
Издевательства продолжались так долго, пока однажды, отчаявшись окончательно, я не пожаловалась деду. Тогда он первым же рейсом прилетел из Альп и разнес всю школу. Мол, он им внучку не для того вручал, чтобы она заплаканная ходила и жаловалась на жестокое обращение.
С того момента задирать меня напрямую больше не решались. А футболисты вообще притихли и с опаской косились в мою сторону. Каждому из них дедушка пообещал шикарную футбольную карьеру в дворовом дивизионе, где про них никто и не вспомнит.
Угрозы от тренера с мировой историей возымели успех, и большая часть учеников вспомнила или погуглила информацию о моей семье. Теперь ко мне опасались приближаться. Было обидно, но лучше уж так, чем издевательства.
Теперь я могла хотя бы нормально посещать занятия и не оглядываться по сторонам, ожидая толчка в спину. Все бы было хорошо, если бы не Витек с его вновь упавшей популярностью. Того, кто затеял гонения на меня, все хорошо помнили, и многие разбежались от мальчишки, опасаясь лишиться спортивной карьеры или огрести дома ремня от именитых родителей, которые тренировались у моей семьи.
Витя же, пользуясь остатками былой роскоши, начал медленно формировать новый виток издевательств, подстрекая всех, что нечего, мол, слушать зажравшуюся девицу, которая тут учится только из-за бабла своей семьи. Он говорил, что я не проходила испытания и мучительные отборы, а просто посидела на экзамене – и была зачислена.
Но тут он немного просчитался с лозунгами и речами. Половина школы точно так же пришла за ручку с родителями и была принята без всяких там тренировок, проверок и сборов. С девятого класса вся наша школа разделилась на две большие части. Первая – те, перед кем с детства были открыты двери в спортивный мир благодаря родственникам, и вторая – те, кто пробился сам.
Война закипела с новой силой и взметнулась после выпускного, когда многие ушли в профессиональный спорт, а остальные решили получить аттестаты. Теперь два полностью сформированных лагеря готовы были стоять до последнего около неожиданных лидеров.
И если Виктор к этому стремился и рвался всей душой, подбадривая свой лагерь громкими высказываниями и призывами, что они за честный спорт, то с нашей стороны все было по-другому. Его слова до ужаса бесили всех, выводя из себя. Так я и стала, неожиданно для себя, символом второго движения спортсменов, у которых это было в роду и крови.