Зеленые дьяволы сельвы
Шрифт:
Большой белый катер Арчибальда Кроу пришвартовывался у деревянного причала в устье Утаяли вскоре после полудня, когда солнце еще находилось в самом зените. Кроу в элегантном белом костюме, белых туфлях и белом тропическом шлеме первым шагнул на причал, небрежно кивнул низко склонившемуся Лопесу и внимательно оглядел берег. На обширной расчищенной площадке под могучими густолиственными фикусами, веерными равеналами и цветущими цезальпиниями [1] лежали аккуратные штабеля темных стволов со свежеснятой корой. Невдалеке, в густых зарослях, надрывно гудел трактор. Подъехал тяжело нагруженный лесовоз, и двое полуобнаженных рабочих
[1]
Представители вечнозеленой древесной флоры в бассейне Амазонки.
У причала работа, кажется, спорилась… Кроу подумал, что вчерашний «втык» образумил Лопеса.
Обернувшись к своему спутнику, который неторопливо вылезал из рубки, придерживаясь за высокий борт катера, Кроу бросил:
– Сегодня тут порядок, Хьюго… Может, и зря привез вас?
Спутник Кроу молча пожал мощными плечами. Это был крупный, широкоплечий мужчина, массивного телосложения, в больших темных очках, закрывавших половину лица. Его голова была непокрыта, жидковатые светлые волосы гладко зачесаны назад, высокий медно-красный от загара лоб наискось, от виска к виску, пересекала темная лента шрама. Выгоревшая безрукавка защитного цвета и короткие шорты, так же как и непокрытая голова, свидетельствовали о давней привычке к экваториальному солнцу. Во всей его массивной фигуре, неторопливых движениях, мускулатуре спортсмена-тяжеловеса, на обнаженных руках и ногах, в тяжелом, почти квадратном подбородке и презрительно опущенных углах тонких губ было что-то от центурионов Древнего Рима, что-то надменно-угрожающее, внушавшее одновременно и уважение, и страх, и неизбежность безусловного повиновения.
Кроу подумал об этом и где-то в глубине снова шевельнулась противная мысль, которой он старательно избегал, что ему как раз и недостает той убежденности в собственном превосходстве и неоспоримости права поступать по-своему, которой наделен Хьюго. Взгляд Кроу, обращенный к «вернейшему, незаменимому и пожизненному», как было написано в завещании отца, «помощнику и другу семьи», выразил сложные чувства. Промелькнули, быстро сменяя друг друга, восхищение, зависть, тревога, брезгливость, сомнение… Видимо сосредоточившись на последнем, Кроу нахмурился и поспешил отвернуться.
Лопес украдкой переводил настороженный взгляд с лица босса на выраставшую над причалом массивную фигуру Одноглазого.
Прозвище Одноглазый давно и прочно прилипло к Хьюго, после того как девочка-индеанка в одном из борделей Манауса выколола ему левый глаз шипом драцены. Именно поэтому Хьюго постоянно носил большие темные очки в черепаховой оправе, инкрустированной золотом.
Заметив, что босс отвернулся, Лопес поспешил приветствовать Хьюго еще более униженно, чем самого Кроу.
Хьюго поставил ногу в высоком шнурованном башмаке на доску причала, надавил, пробуя прочность дерева и, не обращая внимания на подскочившего Лопеса, отвернулся с коротким распоряжением кому-то внизу, в катере.
Лопес протянул руку, чтобы помочь Одноглазому перейти на причал, но Хьюго, не поворачивая головы, пробормотал «пшел» и переступил на причал второй ногой. Доски заскрипели и прогнулись под его тяжестью. Кроу с опаской глянул вниз на темную, медленно струящуюся воду Утаяли, оглянулся на Хьюго, предупредил:
– Подождите-ка там… Я сначала сойду.
Когда, сопровождаемый Лопесом, он преодолел двадцатиметровый дощатый настил причала, Хьюго Одноглазый подал
знак кивком головы, и на причале один за другим появились шестеро в полувоенной тропической униформе, с пистолетами у пояса и автоматами на груди. Они рысцой сбежали на берег, и за ними неторопливо проследовал Хьюго, тяжело ступая большими шнурованными башмаками на толстой подошве.
Кроу уже сидел в плетеном кресле у стола под
– Напрасно, - заметил Кроу, сделав глоток из хрустального бокала, - божественная штука. Особенно в такую жару.
Он снял свой белый пробковый шлем и принялся вытирать платком лоб и шею.
– Джин с тоником, два к одному, Лопес, - объявил Одноглазый и, скрестив на груди мощные руки, откинулся в кресле.
– И это напрасно, - процедил Кроу, потягивая из своего бокала, - не понимаю, неужели вам не жарко, Хьюго?
– Жарко, - последовал ответ, - что из того?
– По обыкновению выпендриваетесь, хотя тут ни к чему. Хьюго презрительно усмехнулся и пробормотал что-то неразборчивое.
– Не понимаю по-немецки, уже не раз говорил вам, - наставительно заметил Кроу.
– Это не немецкий… У вас нет никаких способностей к языкам, - проворчал Хьюго в промежутке между большими глотками джина.
– Вы и по-португальски едва говорите, - продолжал он после краткого молчания, - а, между прочим, ваш фатер превосходно объяснялся на десятке… нет, на двенадцати языках, не считая вашего родного американского.
– Английского, Хьюго.
– Черта с два! Какой там английский. Вы изобрели свой американский язык, вернее - полублатной жаргон… Образованные англичане вас давно перестали понимать…
– Ладно. Потрепались - и хватит, - голос Кроу стал отрывистым и резким.
– И кончайте пить, Хьюго. К делу. Докладывайте, Лопес.
– О чем?
– Все о том же… Вы полагаете, мы приехали полюбоваться вами?
– Сегодня вышли на работу…
– Я это уже заметил. Где валят?
– Сегодня у самой реки.
– А на севере?
– Людей не хватает, босс.
– Крутишь, Лопес. Тут на площадке вижу только фернамбуковую [2] древесину. Где махагониевые стволы? Фабрикам сейчас нужно махагониевое дерево. Тебе говорили…
[2]
Фернамбуковое, или пернамбуковое, дерево (Caesalpinia echinata) - бразильское красное дерево с очень твердой и тяжелой желто-красной древесиной, которая со временем становится темно-красной. Издавна вывозилось в Европу и Северную Америку через бразильский порт Пернамбуку (Ресифи) - откуда и название.
– Махагони [3] тут мало, босс.
– Лопес тяжело вздохнул.
– Совсем мало…
– Мало внизу у реки, где рубишь. Махагони на севере, ближе к водоразделу.
– Нет, босс, махагони по Риу-Негру везде мало.
– Вот так это выглядит, Хьюго, - сказал Кроу, разглядывая носки своих изящных белых туфель.
– Откуда они приходили?
– поинтересовался Одноглазый, протягивая руку к бутылке с джином.
– Не надо, Хьюго, - попросил Кроу и тоже потянулся к бутылке.
[3]
Махагони, махагониевое дерево - собирательное название древесины тропических деревьев красного и красно-коричневого цветов, идущей на изготовление мебели, отделку комфортабельных кают и вагонов, интерьеров в дорогих отелях. Одним из представителей «махагониевого дерева» является вечнозеленое дерево Swietenia mahagoni, достигающее высоты пятнадцати и более метров. Его родина - Гаити, Куба, Южная Америка.