Зеленые созвездия

Белов Алекс Владимирович

Да, — я улыбаюсь. — Мне было шесть лет. Сразу после смерти отца.

Ты мне всё рассказывал, и я даже тебе отвечал, и знаешь, порою ты меня слышал.

Да ладно! — я хмурюсь. — А я не помню.

Потому что тогда ты слышал не словами, как сейчас. Даже обычные дети возраста малышей слышат Природу, только потом думают, что сами придумывали ответы. Когда тебе было шесть, ты был открыт. Потом, ты стал обычным человеком, воспитываемым вашим обществом. Ты закрылся, и я думал, что уже ничего не заставит открыть в тебе жилку зелёного

ребёнка. Знаешь, большинство зелёных детей начинают слышать голоса как раз в малышевском возрасте. В двенадцать — это почти невозможно, но ты смог. И думаю, причиной тому был сильный стресс, полученный во время кораблекрушения. Так что тебе очень повезло. Хотя, даже когда ты чересчур очеловечился, ты всё равно приходил и говорил со мной.

И что я рассказывал? — спрашиваю я.

О! Всё. Ты говорил, что любил папу. Рассказывал, как он пробуждал тебя, надев на руки кукол. Как он любил забираться с тобой под кровать и придумывать истории про пыльных монстров. Ты рассказывал все случаи, и тот, который тебе запомнился. Как он подарил тебе чупа-чупс на празднике у реки. Кстати, первые годы ты обращался ко мне, как к папе.

Правда?! — восклицаю я, и мне становится чуточку стыдно. — Я и не помню.

Да. Ты думал, что общаешься с душой отца.

Мне становится чуточку радостно, и ностальгия рвёт сердце.

А кроме историй про отца рассказывал чего?

Да всё. Почти каждую драку в школе. Когда Ирину дёргал за косы и притворялся, будто это не ты, валя на соседа. Всё в первом классе. Как я понял, Ира была первой девочкой, в которую ты влюбился.

Да ну тебя, — хихикаю я. Вспоминаю её. Сейчас сидит на третьей парте третьего ряда, и я на неё вообще не обращаю внимания. Она такая серьёзная, вечно вся в науке. Да, симпатичная, но. — Я не мог в неё влюбиться, потому что она девчонка.

А зачем же за косы тогда дёргал и обращал на себя внимание?

Потому что девчонки для того и есть, чтобы с ними воевать, — лукаво отвечаю я, и Каштан смеётся.

Во втором классе ты на жвачку сел. И думаешь, что это всё Игорь подстроил. В третьем классе Серёжка украл у соседа фантики от жвачек и свалил на тебя. Потом ты дрался с Лёшкой и с Серёгой по очереди…

У Каштана такой успокаивающий голос ровно как у другого мужчины, который сейчас я слышу отголоском из глубокого детства. Дерево продолжает рассказывать давно забытые истории из моей прошлой жизни, но я уже засыпаю.

Глава шестая Правда

От моих ночных приключений не осталось и следа. Если в доме кровь вытер я, то во дворе потрудился Каштан. Кровавых листьев под деревом не оказалось. Я не изменил привычке завтракать в одних трусах. Думаю, спустись я в штанах, которые летом совсем не носил, возникло бы кудабольше вопросов.

Мама долго разглядывала рану, и с сомнением выслушала мой рассказ, о том, как я свалился ночью с кровати и упал прямо на игрушечный кран.

— Рана кажется давнишней,

и, судя по рваной коже у краёв, она была огромной.

Я лишь пожимал плечами и не вдавался в подробности. Заподозрил что-то только дедушка, но виду не подал. Моя рана недолго занимала внимание мамы. Ей достаточно, что я жив и здоров и вокруг не вьётся смертельная угроза.

Позвонил Володька. Он попросил меня быстрее приехать:

— Братишка, у меня для тебя сюрприз.

— У меня тоже, — усмехаюсь я.

И вот уже гоню по хиленькой дороге на велике. На голове любимая салатовая кепка, полы распахнутой рубашки бьют по бокам. Утро выдалось холодным, и я быстро замёрз.

Дверь открывает тётя Света. Неотразимая, как и в прошлый раз.

— Никита, у нас будет к тебе серьёзный разговор! — заявляет она, и я уже боюсь, что Природа каким-то образом донесла до них события прошедшей ночи, но глаза тёти Светы не столь серьёзные, и я думаю, разговор выйдет менее жёсткий.

Володька ел на кухне. Перед тарелкой с гречневой кашей стояло миниатюрное деревце, вырезанное из дерева.

— Садись, брателло, — приглашает он, кивая на соседний стул, перед которым уже стоит стакан холодного ананасового сока.

— А я вот сегодня хочу вишнёвый, — заявляю я.

Володька сначала хмурится, а потом говорит:

— Я бы предложил тебе налить его, но ты же шутишь. Я же по тебе вижу.

— Чёрт, — усмехаюсь и сажусь на предложенный стул. — Никак тебя не проведёшь.

— Да, у зелёных детей с чувством юмора туговато, — кивает Володька.

— У меня к тебе есть разговор, — выпаливаю я, отпивая сок.

— Тоже вижу, у тебя эмоций через край. Мне тоже надо с тобой поговорить. Начинай, пока я ем.

Я хмурюсь. Почему-то стыдно всё рассказывать, поэтому я прошу:

— Давай лучше ты. У меня долго.

Володька откладывает ложку, вздыхает и лезет в карман. Оттуда он достаёт блестящую штучку.

— Заказал в интернете за неделю перед тем, как поехать знакомиться к тебе. Это тебе.

Я осторожно беру металлическую штучку и рассматриваю. Это амулетик, типа моего, только форма иная, напоминает волну.

— У наших есть место, где они подобные штуки заказывают. — Володька продолжает есть. — Это амулет воды, твой знак. Теперь он будет придавать тебе силы.

— Ой, спасибо, — улыбаюсь я. — А мой старый тоже там сделали?

— Не совсем, — качает головой Володька. — Твой на другом заводе. Просто символ популярный, вот его и клепают, а такой не делают. Приходится заказывать. Кстати, я хочу тебя кое о чём попросить. — Братишка смущается.

— Проси, обещаю не убить, — улыбаюсь я.

— Отдай мне свой, а то у меня сейчас нет, а тебе он всё равно не нужен.

Я на секунду колеблюсь. Это же подарок бабушки и дедушки, с другой стороны, мой дед лишь подозревал о существовании некой силы, но столь размыто, что купил, видимо, первое попавшееся на глаза.