Зеленый берег
Шрифт:
Нурдида только охала да всплескивала руками. Те же стены, окна и двери, те же самые вещи, но совсем по-иному заиграло, запело кругом! А занавески-то, занавески, чудо как хороши!
И она глубокомысленно заключила:
— Построить дом не просто. А вот конопатить, красить, лоск наводить тоже надо уметь. Когда жили в тесной, словно могила, комнатенке, как ни ставь вещи, все ни повернуться, на взглянуть. А теперь — вишь ты!
Когда все было расставлено, когда сели за стол и выпили по чашке чаю, Миляуша вдруг вспомнила:
— Вильдан, ты купил билеты?
— Как не купишь, коль приказано. Вот они!
В школе однажды зашел разговор о том, что в Народном театре Зеленого
— Вот, пожалуйста, вам премия за хлопоты, — сказал Вильдан и предложил Гаухар два билета.
— Зачем мне два? — не поняла Гаухар. — Забира домоседка, вряд ли пойдет в театр.
Вильдан вопросительно посмотрел на жену. Миляуша с удивлением обратилась к Гаухар:
— Вот еще! А куда ты денешь Агзама?
— Зачем я ни с того ни с сего буду брать билет для Агзама?
В разговор вмешалась Нурдида:
— Дело, конечно, ваше, Гаухар-джаный, только Агзам заслуживает того, чтобы о нем позаботились. Я не раз видела его на работе — относила какие-то бумаги. Даже по тому, как сидит человек за столом на службе, можно понять, дельный он или пустой. Иной хоть и большой начальник, а посмотришь, как он развалился в кресле, — только рукой махнешь.
Гаухар с улыбкой слушала Нурдиду. Что тут возразишь? Не такое уж большое дело эти билеты, как-нибудь можно бы уладить. Тут сложнее другое. Ведь Гаухар, проверяя себя, держится несколько вдали от Агзама. Она приветлива с ним, при удобном случае Агзам проводит Гаухар, а то и побудет у нее дома. В присутствии тетушки Забиры они непринужденно разговаривают, шутят. Но ни на шаг ближе. И вдруг — предложить ему билет в театр!.. Разве это не проявление особого внимания? Тут и слова-то не сразу подберешь, чтобы вручить билет. Правда, как-то случайно она обмолвилась в разговоре с Агзамом: «Говорят, что «Голубая шаль» — новое явление в работе нашего театра. Пожалуй, стоило бы посмотреть». Но сказано это было как-то, между прочим. Перебросились несколькими фразами — и вроде бы сейчас же забыли.
Так что же, перейти от слов к делу?.. Но вдруг Агзам подумает, что и в первый-то раз Гаухар не случайно, а с определенной целью заговорила о театре? Нет, не так все просто…
От билетов Гаухар все же не сумела отказаться. Как-то неудобно; Вильдан заботился, хлопотал, а она ни во что не поставила бы это. Со смущенным лицом она взяла два билета, так же смущенно поблагодарила. Не уверена была, найдет ли подходящие слова, чтобы позвать Агзама в театр. А главное — надо ли звать?..
13
Было уже поздно, когда Гаухар попрощалась с хозяевами. На улице разгулялась вьюга; подхваченные ветром, густо летели хлопья снега, местами уже вырастали косые гребешки сугробов. Прочно установилась зима, вторая зима в Зеленом Береге. Меньше года тому назад Гаухар все еще думала, что городок на Каме будет для нее чем-то вроде полустанка в дальней дороге, но жизнь складывалась так, что полустанок, действительно, мог превратиться в узловую станцию. Мысль эта мелькнула и погасла — Гаухар только успевала поворачивать голову то вправо, то влево, уклоняясь от колючего снега и набегающего ветра.
Дома огонек едва мерцал в единственном кухонном окошке. Гаухар достучалась не сразу, — Забира, под шум метели, должно быть, раньше обычного задремала. Добрая женщина схватилась было за ручки остывшего самовара, но Гаухар решительно отказалась от всего:
Спать не хотелось: кажется, непогода возбуждающе подействовала на Гаухар. Она тихонько бродила по комнате, иногда откидывала занавеску, стараясь разглядеть сквозь запорошенное снегом окно, что творится на улице, а больше сидела за столом, подперев щеки ладонями. Она и раньше иногда задумывалась над жизнью Миляуши и Вильдана, тем более сейчас, под свежим впечатлением, есть о чем подумать. Не то чтобы это было очень важно для Гаухар, но однажды у нее зародилось какое-то смутное, не совсем приятное чувство, и с тех пор оно время от времени дает знать о себе.
Хорошо или плохо живут Миляуша и Вильдан?.. Задавая себе этот вопрос, Гаухар не ставила перед собой сознательно какую-либо определённую цель, просто следовала за потоком своих мыслей. С точки зрения самих Миляуши и Вильдана они, должно быть, хорошо, счастливо живут, с каким-то веселым, жизнерадостным напором. К тому же влюблены друг в друга. Теперь вот квартиру удачно получили. Хлопот прибавилось, но это опять же радостные хлопоты. Казалось бы, чего еще надо?
И все же Гаухар сегодня, именно сейчас, впертые сказала себе: нет, она не могла бы так жить. Во всяком случае, не удовлетворилась бы такой жизнью. Трудно указать на какие-то определенные, режущие глаз изъяны в быту ее друзей. От конкретных частных недостатков можно не в день, не в два избавиться. Но жизнь в целом — это ведь не комната: переставил мебель с места на место — и все выглядит по-новому. Что-то облегченное, беззаботное угадывается в поведении Миляуши и Вильдана. Оба довольны друг другом, и не нужно им ничего искать, добавлять. Нынче хорошо, завтра, само собой, будет еще лучше. А начнешь «мудрить» — пожалуй, что-нибудь испортишь. Чего-то серьезного недостает Вильдану и Миляуше. Главной цели, что ли, не хватает в их жизни?..
Гаухар еще раз прошлась по комнате — пять шагов от угла до угла и столько же обратно. Тесновато! Она оглядела стены, знакомые до малейшего пятнышка на обоях. Хоть и висят на стенах рисунки, а все же не очень нарядно, бедновато… Словно возражая кому-то, она повторила про себя: «Но ведь комната — это не вся жизнь». — «Что же, взгляни на всю жизнь», — будто послышалось ей в странных голосах вьюги за окном.
Не то чтобы испугалась Гаухар, но вдруг оторопь охватила ее. «Других судишь-рядишь, а сама-то как живешь?» — вслух сказала она себе. Во всех испытаниях, пережитых Гаухар после разрыва с Джагфаром, вот эти минуты, пожалуй, были самыми трудными и тяжкими «Если кто послушает тебя, так может подумать, что ты завидуешь Миляуше и Вильдану». И она почтив отчаянии шептала: «Нет же, нет! Я не завистница, не дойду до такого позора! Должно быть, я просто устала бродить по извилистым тропинкам, которым не видно конца-краю. И все время одна. Мне горько и обидно, что обделена женским счастьем и не на кого бывает опереться…» Конечно, она вспомнила об Агзаме и опять обругала себя: «Тебе он понадобился, чтоб опереться, а по-другому не могла вспомнить!..»
Потом мысли ее устремились в ином направлении. Ей хотелось подумать что-то хорошее о Миляуше и Вильдане. «Чего ты требуешь от них? Ведь и года не прошло, как они поженились. Самые счастливые дни переживают, равных которым не будет. А работают и сейчас, пожалуй, больше, чем ты, преподают в старших классах. Что ты умела в их годы? Делала первые шаги в школе, да и то при помощи Джагфара. Тебе только еще предстоят последние экзамены в институте, а у Миляуши и Вильдана уже давно дипломы… Стыдно тебе, Гаухар, стыдно!» — с ожесточением говорила она, словно кому-то другому.