Зеленый берег
Шрифт:
Миляуша открыла ключом дверь, громко позвала:
— Мамочка, встречай, Гаухар-джаный пришла! — ее возбужденный голос, казалось, отдавался в каждом уголке квартиры.
Мать Вильдана, Нурдида-апа, обращается к подруге своей невестки на особый лад: «Гаухар-джаный». А Миляуша почтительно называет свекровь мамой. Сейчас, чтобы доставить свекрови приятное, она тоже сказала: «Гаухар-джаный».
Нурдида-апа женщина в своем роде весьма незаурядная. У нее твердый закон в жизни: если взялся за какое-либо дело, не бросай; всякая работа требует любви к ней, постоянства. Еще смолоду она поступила в райком и райисполком (оба
Теперь Нурдида-апа уже на пенсии, все свое время и старание отдает домашнему хозяйству. Что бы ни сделала она дома, все у нее отлично получается. Рано овдовев, вырастила двух дочерей и сына. И с этой нелегкой задачей справилась хорошо: ребята росли послушными, трудолюбивыми, все получили образование. Конечно, ей во многом помогли руководители райкома и райисполкома, Надо прямо сказать — честным многолетним трудом Нурдида-апа заслужила такую помощь.
Много лет они вчетвером жили в комнатушке во дворе райкома. В день ухода Нурдиды на пенсию ей торжественно вручили ключи от двухкомнатной квартиры в новом доме. Как только переехали эту квартиру, Нурдида села на стул посреди комнаты и долго плакала. Растерявшиеся дети пытались успокоить ее: «Мама, мама, радоваться надо, а ты плачешь!» Но у нее текли и текли по щекам слезы.
Глупые ребята — они не сразу понял», что мать по-своему радовалась, больше за них, глупых, радовалась, чем за себя. Вот они и поселились теперь на четвертом этаже. В квартире светло и сухо, есть и газ, и вода, я ванна. Не отрываясь можно смотреть в окно и любоваться: Кама блестит, как серебряная; пароходы, баржи, плоты плывут по Каме.
Разве дети могут так, как Нурдида, понять и оценить все это? Они и новоселье-то не справили как следует. На скорую руку расставили вещи — и сейчас же на улицу. Им не терпелось осмотреть окрестности. Правда, смотреть есть что. Дом построен в верхней части города — это лучший район. Сразу же за новыми домами открывается широкое зеленое поле. Есть где погулять, подышать воздухом. А Нурдиде теперь некуда спешить: моет полы и топит печи в исполкоме и райкоме кто-то другой. Ну пусть, она свое дело сделала, ее не в чем упрекнуть.
Теперь Нурдиде можно перевести дух. Обеих дочек выдала замуж, у них свои квартиры. С матерью остался только Вильдан. Вот он невестку привел в дом — веселую, певунью, уважительную. Опять радость Нурдиде.
— Э-э, до какой благодати дожила на старости лет, — любит она говорить сама с собой, — даже не верится. Дочери хоть и замужем, а вроде при мне остались. Как сойдутся на праздник все вместе, как сядут за стол — попробуй тут не заплачь…
…Услышав звонкий голос невестки, Нурдида-апа вышла из кухни, вытирая о передник влажные руки, сияя всем своим морщинистым лицом.
У-у-у, Гаухар-джаный, здравствуй, здравствуй, добро пожаловать! Ну, заходи, раздевайся! — Она протянула гостье обе руки. Невестку расцеловала в обе щеки. — На дворе, видать, похолодало, лица-то у вас зарумянились, доченьки!
— Кажется, и в самом деле зарумянились! — говорит Гаухар, поправляя
— Уж куда теплее! — вторит Нурдида. — Как в парном молоке купаемся, Гаухар-джаный.
— Мама, а где Вильдан? Почему нет Вильдана?! — суетится Миляуша. На ней черное, ловко сшитое платье в зеленый джемпер. Она уже успела снять высокие кожаные сапожки на каблучках, сунула изрядно похолодавшие ноги в домашние войлочные туфля. — Ах, Вильдан дома! Вот и Вильдан?
Он вышел из соседней, смежной комнаты — в белой рубашке с короткими рукавами, в голубых спортивных брюках. Гаухар почему-то считала, что он выше Миляуши, а они, оказывается, одинакового роста, только Вильдан плотнее и шире в плечах, кряжистый, как дубок.
Нурдида перехватила и поняла взгляд Гаухар. — Не удивляйтесь, Гаухар-джаный, мой Вильдан весь в своего отца — невысок, да крепок. Зато обе дочери такие же великанши, как и я, — смеясь, говорила она. — Ничего, мужья у них тоже рослые… Невестка, ты показывай Гаухар наши обновки, а я поставлю самовар.
— Ладно. Показать нетрудно, было бы что. Миляуша взяла Гаухар за руку, ввела в другую комнату.
— Начнем отсюда…
Еще недавно во всей квартире была старая, отслужившая свой срок мебель. Да разве это старье можно называть мебелью по теперешним временам! Все разнокалиберное, скрипучее — и грузный, неуклюжий гардероб, и толстоногий, тяжелый стол, и облупившееся от самоварного пара трюмо… А теперь — смотри-ка!
— Ну как? — ликующе спрашивает Миляуша.
Ах, хитрушка! То-то она целую неделю так настойчиво звала Гаухар «посумерничать». Э, да они с Виль-даном весь мебельный магазин перевезли в свою квартиру!
— Отлично, отлично! — хвалила Гаухар, переводя взгляд с одной вещи на другую. И спальный гарнитур, и письменный стол с нарядной лампой и креслом, и книжный шкаф — все современное, полированное, нарядное. А в другой комнате обеденный стол, окруженный стульями, сервант с посудой, телевизор… — Ай, Миляуша! Ай, молодая хозяйка!
Но сама Миляуша явно волнуется. Ведь у Гаухар небось художественный вкус. Сейчас же начнет критиковать, распоряжаться: это поглубже задвинуть в угол, это сюда, это вот так развернуть… И верно, Гаухар прошлась по обеим комнатам, прикинула взглядом с одного места, с другого, прищурилась… Нет, она не командовала, осторожно подсказывала, переспрашивала: «А не лучше ли будет вот так?»
Миляуша стояла и смотрела, переводя взгляд с мужа на Гаухар, с Гаухар на мужа. Вдруг, захлопав в ладоши, забегала по комнатам.
— Смотри-ка, Вильдан, как это мы не заметили! Так действительно будет лучше, вещи заиграют!..
И она, не теряя времени, принялась выполнять советы Гаухар. Впрочем, всем хватило дела, особенно Вильдану. Задвигались столы стулья, кровати…
Нурдида-апа вышла из кухни, чтобы сказать: «Самовар вскипел», — но, удивленно всплеснув руками, воскликнула:
— Ба-а, что тут происходит?!
— Тут, дорогая мамочка, великое обновление! — говорила Миляуша, переходя с места на место. — Вильдан, чего призадумался? Разбирай книжный шкаф по секциям, давай переносить. Мама, ты не остуди самовар. Вот закончим в этой комнате, перейдем в другую. А потом уж и чайку попьем.
Через час-полтора Миляуша, взяв за руку свекровь, повела осматривать новую расстановку мебели.
— Посмотри, мама, только не падай от удивления, — смеясь, сказала она. — У нас стал настоящий рай.