Зеленый лик
Шрифт:
Профессор, наторевший в искусстве светской болтовни, умел управлять ею так, чтобы она не прерывалась ни на минуту, но при этом не упускал из виду своей главной цели – выманить у зулуса секрет его фокуса, вызнать, как тому удается ходить босыми ногами по раскаленным камням, и он пускался на всевозможные хитрости, чтобы добиться своего.
Но даже самый проницательный наблюдатель, глядя на него, не догадался бы, что в его мозгу свербит еще одна мысль, имеющая самое непосредственное отношение к той новости, которую ему доверительно сообщила Антье: обитающий на чердаке сапожник Клинкербогк нынче после обеда спускался
Под воздействием огненного «Могадора», лакомых блюд и чар, посылаемых жирной сиреной, зулус пришел вскоре в такое буйное состояние, что впору было выносить из комнаты все колющие, режущие и бьющиеся предметы, но прежде всего – его самого, дабы уберечь от столкновения с драчливыми матросами в зале, которые, исходя лютой ревностью – ведь чернокожий увел у них Антье, – готовы были кинуться на него с ножами.
Хитрая провокация профессора, заметившего мимоходом, что колдовской трюк с хождением по углям всего-навсего топорное надувательство, достигла цели – зулус совсем обезумел и завопил, что начнет крушить все, что попадет под руку, если ему сию же минуту не принесут жаровню.
Циттер Арпад только того и ждал, он велел принести давно заготовленную металлическую бадью и высыпать красные уголья на цементный пол комнаты.
Узибепю тут же припал к ним раздутыми ноздрями и начал вдыхать обжигающую гарь. Его глаза постепенно стекленели.
Казалось, он видит нечто, губы беззвучно шевелились, словно он вступил в разговор с фантомом.
Потом вдруг вскочил, издал душераздирающий крик, такой страшный и пронзительный, что гвалт в зале мгновенно умолк и любопытная толпа плотным строем двинулась на дверь.
Через какую-то секунду зулус сорвал с себя одежду и совершенно нагой, упруго-мускулистый, как черная пантера, с пеной на губах, в сумасшедшем темпе склоняя и запрокидывая голову, пустился в пляс вокруг пылающих угольев.
Зрелище было настолько жутким и так будоражило нервы, что даже диковатые чилийские матросы хватались за стену, чтобы не грохнуться со скамеек, на которые они взгромоздились.
Танец резко оборвался, словно по чьей-то неслышной команде, зулус вроде бы образумился, но лицо его стало пепельно-серым. Он медленно шагнул на угли, не спеша потоптался на них босыми ногами и несколько минут простоял неподвижно.
Ни запаха, ни шипения горящей кожи. Когда он вышел из огнедышащего круга, профессор мог убедиться, что черные подошвы не имеют никаких следов повреждений и даже нисколько не нагрелись.
Девушка в черно-синем платье воительницы Армии спасения, только что вошедшая в трактир, застала последний акт представления. Она приветливо, как человеку уже знакомому, кивнула зулусу.
– А ты как здесь, Мари? – воскликнула Портовая Чушка и нежно поцеловала ее в щеки.
– Нынче вечером я через окно видела тут мистера Узибепю. Я знаю его. Однажды в кафе «Флора» я попыталась растолковать ему Писание, жаль только, он не силен в голландском, – объяснила Мари Фаатц. – Вот. А сейчас меня послала старая дама из монастырского приюта. Я должна отвести его наверх. Там еще двое важных господ.
– Куда наверх?
– Как куда? К сапожнику Клинкербогку, ясное дело.
Услышав это имя, профессор чуть не вывернул себе шею, но тут же сделал вид, что разговор за спиной ничуть его не интересует, и на ломаном
– Поздравляю моего друга и мецената, мистера Узибепю из страны Нгоме, и с гордостью убеждаюсь в том, что он великий чародей и посвящен в колдовское искусство Обеа Тханга.
– Обеа Тханга [42] ? – негодующе воскликнул негр. – Вот Обеа Тханга! – он презрительно щелкнул пальцами и показал мизинец. – Я, Узибепю, великий шаман быть. Я зеленый змея Виду быть.
Профессор мигом сопоставил два факта, позволивших сделать любопытное заключение. Кажется, он нащупал верный путь. Однажды в случайном разговоре с индийским циркачом профессор узнал, что укус некоторых змей вызывает у индивидов, способных привыкнуть к действию яда, совершенно особенные аномальные состояния, когда человек становится ясновидцем, лунатиком или заговоренным от ранений… Если такое случается в Азии, почему это невозможно среди африканских дикарей?!
42
Обеа-Тханга – возможно, именование как-то связано с Шанго, богом грома и молнии, а также богом охоты и грабежа в мифологии африканских племен йоруба.
– А я и на себе испытал укус большой священной змеи, – прихвастнул он, выставив на обозрение ладонь с каким-то крестообразным рубчиком.
Зулус лишь презрительно сплюнул.
– Виду не простая змея быть. Простая змея дрянной червяк быть. Виду – зеленый змея духов, лицо одинаковое как человек. Виду – змея быть суквиян. Его звать Зомби.
Циттер Арпад растерялся. Что за диковинные слова? Ничего подобного он никогда не слыхал. Суквиян? Отдает чем-то французским. А что значит Зомби?! На сей раз благоразумие подвело его, он обнаружил свою неосведомленность, чем раз и навсегда уронил себя в глазах негра.
Узибепю надменно приосанился и разъяснил:
– Человек, который менять кожу, вот кто быть суквиян. Он жить вечно. Дух. Нельзя видеть. Его сила – колдовать все на свете. Отец черных людей быть Зомби. Зулусы быть его любимые дети. Они из его левого бока. – Он ударил себя кулаком в грудь, и мощная грудная клетка загудела, как далекий гром.
– Каждый вождь зулу знать тайное имя Зомби. Если надо звать, придет Зомби – большой виду-змей, лицом зеленый человек, на лбу священный знак. Если зулу первый раз Зомби видеть, а Зомби лицо закрывать, человек умирать. А если Зомби приходить открытым лицом, но прятать знак, то зулу жить и быть Виду Тханга, большой шаман и повелитель огня. Я, Узибепю, я Виду Тханга.
Циттер Арпад в досаде кусал губы. Он понял, что рецепта выудить не удалось.
От этого он с удвоенной энергией принялся навязывать себя в качестве переводчика спустившейся с чердака девушке, которая и жестами, и словами пыталась убедить зулуса следовать за ней.
– Без меня там ничегошеньки не поймут, разговора с ними не получится, – наседал профессор, но на Мари его доводы не действовали.
Зулус наконец понял, чего от него хотят, и пошел вслед за девушкой.
Сапожник сидел на прежнем месте все в той же бумажной короне.