Зеленый мозг
Шрифт:
– Куда ты пошел?
– спросила Рин. Она покраснела, услышав свой вопрос.
Чен-Лу захихикал.
Тогда она почувствовала, что ей ненавистна его грубость, даже когда он попытался смягчить эффект своей реакции, говоря:
– Мы должны изучать некоторые белые пятна западной условности, Рин.
В голосе его все еще была издевка, она слышала ее и резко повернулась назад.
Хуан с шумом распахнул люк, обследовав его концы внутри и снаружи. Никаких очевидных признаков насекомых. Он заглянул вниз на плоскую поверхность продолжения плывущей части назад к ракетным двигателям - два с половиной метра низкого помоста почти в метр шириной. Там тоже не было признаков насекомых.
Он опустился вниз и закрыл люк.
Как только люк закрылся, Рин повернулась к Чен-Лу.
– Вы несносны!
– взорвалась она.
– Полно, д-р Келли.
– Не прикрывайтесь своим видом все-мы-профессионалы, - сказала она. Все равно вы несносны!
Чен-Лу понизил голос и сказал:
– Пока он не вернулся, нам надо обсудить несколько вещей. Нет времени для проформы. Это дело МЭО.
– Единственное дело МЭО, которое у нас остается - это передать ваше сообщение в штаб-квартиру, - сказала она.
Он пристально посмотрел на нее. Эту реакцию он мог предсказать заранее, но следовало найти удобный момент, чтобы затронуть этот вопрос. "У бразильцев есть пословица", - подумал он и процитировал:
– "Когда говоришь о долге, вспомни о деньгах".
– А конта фуа пага пор мим, - сказала она.
– Я уже заплатила по этому счету.
– Я не предлагал тебе ничего платить, - сказал он.
– Вы предлагаете купить меня?
– резко бросила она.
– Другие же делали это, - сказал он.
Она изучающе рассматривала его. Он угрожает рассказать Хуану о ее прошлой деятельности в разведывательно-шпионском отделе МЭО? Пусть. Но она уже узнала несколько вещей по этой линии, и она притворилась, что не уверена сейчас. Что было у Чен-Лу на уме?
Чен-Лу улыбнулся - западные люди всегда подвержены алчности.
– Ты хочешь выслушать дальше?
– спросил он.
Eе молчание выразило согласие.
– Вот сейчас ты направишь все свои чары на Хуана Мартиньо, сделаешь его рабом любви. Он должен превратиться в создание, которое сделает для тебя все. Сделать это тебе совсем нетрудно.
"Я уже делала это раньше, а-а?" - думала она.
Она отвернулась.
– Ну... я уже делала это раньше во имя долга.
Чен-Лу кивнул себе за ее спиной. Все в жизни остается по-прежнему. Она уже созрела для этого - все идет как по маслу. Люк около него открылся, и Хуан запрыгнул в кабину.
– Нигде никаких признаков, - сказал он, опускаясь снова на свое место.
– Я оставил люк полуоткрытым на случай, если кому-нибудь надо выйти.
– Рин?
– сказал Чен-Лу.
Она покачала головой, судорожно сглотнула:
– Нет.
– Тогда я позволю себе воспользоваться такой возможностью, - сказал Чен-Лу.
Он открыл люк, спустился на плавающую плоскость и закрыл люк.
Не поворачиваясь, Рин знала, что он сделал лишь видимость закрытого люка, что он оставил щель и приставил к ней ухо. Она смотрела прямо перед собой на быструю убегающую серебристую дорожку реки. Грузовик находился в подвешенном состоянии неподвижного воздуха, который медленно насыщался зноем, пока она не поняла, что он должен взорваться.
Хуан посмотрел на нее:
– С тобой все в порядке?
"Вот в этом вся смехотворность ситуации", - думала она.
Минута прошла в молчании.
– Что-то случилось, - сказал Хуан.
– Вы с Трэвисом шептались, пока я был там. Я не мог понять, что ты сказала, но в голосе твоем звучал гнев.
Она попыталась проглотить стоящий в горле комок. Чен-Лу подслушивал сейчас, будь он проклят:
– Я... он пытался соблазнить меня.
– Соблазнить тебя?
– Да.
– А чем?
Она повернулась и изучала воздушную мягкость гор, поднимающихся справа, и различала там вдали снежную вершину горы с черными языками вулканического пепла. Некоторая торжественность горы отразилась на ее чувствах.
– Тобой.
Хуан смотрел на свои руки, пытаясь понять, почему ее признание так поразило его.
Во время этой паузы Рин начала напевать. У нее был приятный голос, и она знала об этом: грудной проникновенный. Голос был одним из ее лучших видов оружия.
Но Хуан узнал песню и удивился, почему она выбрала именно эту. Даже после того, как она замолкла, мелодия все еще звучала вокруг него, как туман. Это был плач туземцев, трагедия Лорки, аранжированная под гитару.
***
О смерть, останови свой меч, Я не из тех, кто ищет у тебя забвенья, Не буду умолять себя сберечь - Я путь прошел, закончены свершенья. Река, что представляет жизнь мою Течет пусть мирно некоторое время В глазах любви я пепел вижу твой, И тяжко расставанья бремя.
Она только напела песню, а слова все равно еще звучали там.
Хуан посмотрел налево.
Вдоль реки здесь росли деревья манго, густая зеленая листва перемежались там с более светлыми тонами тропической белой омелы и редкими пальмами с махровым покровом хонт. На ближних подступах к джунглям парили два черно-белых ястреба урубу. Они висели в выгоревшем голубовато-стальном небе, как будто нарисованные там на фальшивом театральном фоне.
Очевидная безмятежность сцены не содержала иллюзий для Хуана. И он размышлял, была ли это та безмятежность, о которой говорилось в песне.
Стайка танагер привлекла его внимание. Они проносились над головой, сверкая бирюзой, ныряли в стену джунглей, и она проглатывала их, как будто их никогда и не было.
Берег манго слева уступил место узкой полосе травы на возвышенности средней высоты, красно-коричневая земля его была изрыта норами.
Открылся люк, и Хуан услышал, как Чен-Лу карабкается в кабину. Затем послышался звук, который означал, что люк закрыт и закупорен.