Зелёный мозг
Шрифт:
У народа была пословица: «В этом мире существует два мира — один, который не работает и живет вечно, и второй, который не живет, а работает вечно.»
Здесь, в этом хрустальном чане лежал крошечный шарик клеток, живое существо, менее шести десятых миллиметра диаметром, и оно несло в себе реальную силу прожить свою жизнь вне контроля Централа.
Эта морула должна была умереть.
«Они прикажут, чтобы ее убили, — думал Поттер. — А я буду подозреваемым… конченым. А если это существо вырвется в жизнь, что тогда? Что тогда случится с генной инженерией? Может мы вернемся снова к исправлению мелких дефектов… так как было до того, как мы начали формировать суперменов.»
Супермены?
Мысленно он делал то, что не мог делать ни один голос: он проклинал оптименов. Они были огромной властью, мгновенной жизнью или смертью. Многие были гениями. Но они также зависели от рациона ферментов, как и группы бесплодных и улучшателей породы. Среди бесплодных и улучшателей породы… среди хирургов также были блестящие умы.
Но никто из них не мог жить вечно, безопасно при этой конечной жестокой власти.
— Цикл Кребса ровно сто, — сказал Свенгаард.
— Мы уже перешли крайний высший рубеж, — сказал Поттер. Он рискнул взглянуть на компьютерную сестру, но она стояла к нему спиной, занятая своим табло. Без той компьютерной записи можно было бы скрыть то, что здесь произошло. Если эту запись изучат Безопасность и оптимены, ничего нельзя будет скрыть. Свенгаард видел недостаточно, чтобы понять. Линзы на его лбу давали лишь приблизительную картину полного поля видения микроскопа. Сестры, отвечающие за чан, не могли даже догадаться об этом. Только компьютерная сестра с ее крошечным экраном монитора могла бы знать… а полная запись лежала сейчас в ее машине — рисунок магнетических волн на полосах ленты.
— Это был самый низкий уровень, какой я когда-нибудь видел у эмбрионов, которых не убили, — сказал Свенгаард.
— Насколько низок? — спросил Поттер.
— Двадцать один и девять, — сказал Свенгаард. — Двадцать, конечно, это нижняя граница, но я никогда раньше не слышал, чтобы эмбрион выживал, опускавшийся ниже двадцати пяти, а вы, доктор?
— Нет. — сказал Поттер.
— Это тот образец, который мы хотим? — спросил Свенгаард.
— Пока я не хочу слишком влезать в это, — сказал Поттер.
— Конечно, — сказал Свенгаард — Что бы ни произошло, это была вдохновенная операция.
«Вдохновенная операция! — подумал Поттер. — Что бы сказал этот олух, если бы я ему сказал, что у нас здесь? Полностью жизнеспособный эмбрион! Полностью. Он бы сказал, убейте его. Ему не нужно будет предписаний ферментов, и он может дать потомство. У него нет дефектов… ни одного. Он бы сказал, убейте его. Он преданный раб. Всю печальную историю генной инженерии можно было бы противопоставить одному только эмбриону. Но в ту же минуту, когда они увидят эту ленту в Централе, эмбрион будет уничтожен.»
Они сказали бы… уничтожьте его… потому что им не нравится употреблять слова убить или умертвить.
Поттер склонился над микроскопом. Как прекрасен этот эмбрион в своем устрашающем виде.
Он рискнул бросить еще один взгляд на компьютерную сестру. Она повернулась, маска ее опущена, встретилась с ним взглядом, улыбнулась. Это была знающая, таинственная улыбка, улыбка конспиратора. Сейчас она вытянула руку, чтобы вытереть с лица пот. Ее рукав задел выключатель. Хриплый визгливый вскрик послышался от компьютерного табло. Она быстро повернулась на него, вскрикнула: — О боже мой! — Руки ее заметались по доске, но лента продолжала шипеть через катушку импульсного повторителя. Она повернулась, попыталась открыть крышку записывающей консоли. Большой вихрь с сумасшедшей скоростью крутился под крышкой катушки.
— Она несется со страшной скоростью, — закричала она.
— Она замкнута на стирание, — выпалил Свенгаард. Он подскочил к ней с боку, попытался снять крышку катушки. Она застряла на его дорожках.
Поттер следил, как человек во сне, когда последний отрезок ленты не промелькнул через головки, начал наматываться в ненужную кипу.
— О, доктор, мы лишились записи, — завыла компьютерная сестра.
Поттер сосредоточил внимание на маленьком экране монитора на пульте компьютерной сестры. «Пристально ли она следила за операцией? — спросил он себя. — Иногда они следят за каждым срезом, за каждым движением… а компьютерные сестры — кумекающее племя. Если она следила, то у нее прекрасное представление о том, что произошло. И в самом лучшем случае, она может подозревать. А случайно ли была стерта эта лента? Могу ли я надеяться?»
Она повернулась, встретилась с ним взглядом: — О, доктор, мне очень жаль, — сказала она.
— Ничего, бывает, сестра, — сказал Поттер. — Ничего особенного в этом эмбрионе нет, кроме того факта, что он будет жить.
— Мы упустили его, да? — спросил Свенгаард. — Это все, должно быть, мутагены.
— Да, — сказал Поттер, — Но без них он бы умер.
Поттер пристально посмотрел на сестру. Он не мог быть уверен, но подумал, что увидел, как глубокое облегчение размыло ее черты.
— Я дам словесную ленту операции, — сказал Поттер. — Для этого эмбриона этого будет достаточно.
А сам подумал: «Когда начинается конспирация? Это начало ее!»
Но этой конспирации следовало сделать еще так много. Ни один понимающий глаз не должен еще раз посмотреть на этот эмбрион в микроскоп, если это не будет частью конспирации… либо разоблачение.
— У нас еще есть лента синтеза белков, — сказал Свенгаард. — Она даст нам косвенные химические факторы и распределение по времени.
Поттер подумал о ленте синтеза белков. Есть ли в ней опасность? Нет, она является лишь ссылкой на то, что была операция… а не то, как что-то использовалось.
— Да, конечно, — сказал Поттер. — Да, конечно. — Он указал на экран монитора. — Операция закончена. Вы можете выключить внутреннее телевидение и провести родителей в приемную комнату. Мне очень жаль, что не удалось сделать большего, чем мы сделали, но это будет здоровый человек.
— Бесплодный? — спросил Свенгаард.