Зеленый рыцарь
Шрифт:
— Дорогие мои друзья, мне очень жаль, что все так получилось, но вам не о чем беспокоиться, прошу вас, присаживайтесь.
Гости разошлись по комнате. Джоан, Луиза и Конни сели на диванчик, который Джереми развернул в сторону Питера, сам Джереми присел на подлокотник. Клемент и Беллами притащили от стены стулья. Появившаяся Кора и Эмиль устроились в креслах, Кеннет Ратбоун не захотел садиться и остался стоять чуть в стороне. Сефтон села на стул, освобожденный Тессой.
— Вы не думаете, что нам надо позвать Джонатана и Майкла? — спросила Тесса Питера. — Им, должно быть, холодно в фургоне. То есть просто впустить в дом, я не собираюсь звать их сюда.
— Да, конечно, — ответил Питер, — Мне самому следовало подумать об этом, надо пригласить их.
Тесса, открыв входную дверь, запустила внутрь очередную порцию морозного воздуха. На улице шел снег. В гостиной слышали, как Тесса пригласила в дом Джонатана и Майкла и препоручила
Когда все гости, покружив по комнате, наконец нашли себе места, поднявшийся с дивана Питер продолжил:
— Позвольте мне еще раз выразить сожаление по поводу того, что наша радостная, а для меня особенно радостная встреча была нарушена таким совершенно неожиданным образом. Мне думалось, что такой визит когда-то должен состояться, но я не ожидал его так скоро и ничего сам не подстраивал. Позвольте мне пояснить. Полагаю, что все здесь присутствующие знакомы отчасти с моей недавней историей, как я получил почти смертельный удар по голове в связи с ошибкой профессора Лукаса Граффе. После этой травмы я побывал в разных госпиталях и в конце концов оказался в клинике, возглавляемой доктором Фонсеттом, который и посетил меня сегодня вечером, желая, чтобы я вернулся к нему для возобновления курса лечения. Я согласился с его желанием. Должен сказать и даже подчеркнуть то, что доктор Фонсетт и его коллега доктор Ричардсон спасли мне жизнь, спасли мой рассудок, и моя благодарность им безгранична, я в неоплатном долгу перед ними. Когда я почувствовал себя достаточно хорошо, я тайно покинул клинику. Меня подвигло на этот неблагодарный шаг острое желание навестить профессора Граффе, то есть Лукаса, и обсудить с ним то непонятное нападение, вызвавшее у меня определенное чувство недовольства. Между тем Лукас исчез, и мне пришлось довольно долго дожидаться встречи с ним. До недавнего времени мне не хотелось жить в этом доме, и меня приютил мой друг Кеннет Ратбоун в своем «Замке». Мне пришлось пойти на это, поскольку я боялся, что доктор Фонсетт найдет меня и настоятельно потребует моего возвращения в клинику. В свое время Лукас появился, и мы с ним несколько раз побеседовали. Я должен сказать, как некоторым уже известно, что мне сильно хотелось потребовать от Лукаса не только прояснения ситуации, но и реституции. Поначалу мстительная ярость полностью завладела моими мыслями. И в то же время я чувствовал себя очень несчастным, постоянно осознавая наличие серьезных провалов в памяти. Это ощущение вызывало гораздо больше неодолимых мучений, чем обычная забывчивость, словно канула в Лету большая часть моей личности. Однако с помощью добрых друзей, особенно Беллами, мне удалось восстановить утраченную, наиболее ценную часть моей души, и она дала мне силы победить приступы мстительности и помириться с Лукасом. Это стало своеобразным достижением или нежданной удачей, ценность которой для меня чрезвычайно высока. В моем новом душевном состоянии я также решил перестать скрываться, покончить в известном смысле с обманчивой жизнью и вернуться в этот дом.
Питер сделал паузу, и все услышали странные глухие удары, раздававшиеся с механической ритмичностью.
— Что это? — удивилась Конни.
— Это доктор Фонсетт, — ответил Беллами. — Я запер его в библиотеке.
— О боже! — воскликнул Питер, — Освободите его, прошу вас!
Беллами вышел и вскоре вернулся в гостиную вместе с очевидно весьма раздосадованным доктором Фонсеттом. Однако он мгновенно убрал недовольство со своего лица.
— Ну как, Питер, надеюсь, вы уже все объяснили? Нам нельзя попусту тратить время, к тому же начался снег, и Майкл с Джонатаном дожидаются нас на улице. Я не рассчитывал, что эта операция так надолго затянется!
— Они уже в доме, — сказал Питер, — И к сожалению, я еще не закончил. Будьте добры, посидите еще немного.
Беллами предложил свой стул, и Фонсетт сел на него. Беллами остался стоять, скрестив на груди руки.
— Как мило, — прошептала Кора, склонившись к Джоан.
Питер немного помолчал, возможно восстанавливая ход мыслей. Он стоял, гордо выпрямившись и слегка расставив ноги, в расстегнутой сверху рубашке, его голова откинулась назад, а обрамляющие лицо волнистые волосы, казалось, вдруг удлинились. Всем своим видом, как сейчас показалось Беллами, он напоминал какого-то молодого народного освободителя.
— Как вы заметили, — продолжил Питер, — доктор Фонсетт прибыл сюда в сопровождении Тессы Миллен.
Беллами, которому давно хотелось высказаться, тут же вмешался.
— Да уж, Тесса, и зачем только ты привела сюда этих людей, зачем полезла не в свое дело, почему ты предала Питера? Ведь он никому не причинил вреда, не принес никому ничего, кроме добра!
— Ну, в любом случае мы сами приехали бы сюда чуть позже, — улыбнулся Фонсетт, — Мисс Миллен просто предоставила нам весьма интересные подробности.
— Какие еще подробности? — сердито бросил Беллами, повернувшись к Тессе. — Ты упомянула, что обнаружила какую-то неправду в его словах. Какую же?
— Его неправда является просто игрой воображения, — заметил Фонсетт.
Сидевшая на полу Тесса встала. Бросив взгляд на врача, она произнесла:
— В общем, он представился нам как психоаналитик. Но я сразу поняла, что он не может быть психоаналитиком.
— Но он настоящий психоаналитик, — возразил Беллами. — Он так сказал, то есть он сказал, что раньше был им, и сказал также, что сейчас уже не способен быть им.
— К сожалению, он никогда не был психоаналитиком, — настаивала Тесса.
— Ну, тогда доктором, их можно называть по-разному.
Беллами повернулся к Питеру.
Взгляд Питера стал печальным.
— Простите, Беллами, — чуть помедлив, извинился Питер, — я никогда не был психоаналитиком и не имею никакого отношения к медицине. Доктор Фонсетт тактично сказал, что у меня разыгралось воображение. Фактически же я просто солгал.
Наступила ошеломленная тишина.
Чуть позже Джереми Адварден сказал:
— Что ж, тогда позвольте спросить, каким же являлся ваш род занятий?
— Я был мясником.
Послышались изумленные восклицания. Потом все затихли и лишь обменивались выразительными взглядами. Кора спрятала лицо в ладонях.
Тогда выступила Луиза.
— Но почему же вы не открылись нам? Мы не стали бы осуждать вас, с чего бы, ведь это совершенно нормальная профессия.
— Да мне и самому интересно, почему я это придумал, — оправдывался Питер, — Это была чистая импровизация, почти шутка… В общем, я поступил плохо… ввел людей в заблуждение и позволил им поверить в мою ложь. Это фальшивая претенциозность. Простите. Сначала я представился психоаналитиком Лукасу и Клементу. Вероятно, мне хотелось чувствовать себя более уважаемым человеком, приписать себе более достойный статус. Мне предстояло столкнуться, как я понимал, с весьма мощным противником. Только позднее мне пришло в голову, что об истинном моем занятии он мог услышать в суде, где я сам, к несчастью, не присутствовал, но, очевидно, он не обратил внимания. Мне очень жаль. Мне не следовало так говорить, и я прошу прощения у всех вас. Но по-моему, больше я ни в чем не обманул вас.
Фонсетт, с улыбкой выслушавший последние высказывания, вмешался:
— Как мне это нравится… «более достойный статус», просто великолепно! Должен признаться, когда мисс Миллен сообщила мне об этом, я не смог удержаться от смеха! Как бы то ни было, вам нельзя продолжать держать их в заблуждении. Уж если речь зашла о статусе, то вы по меньшей мере чертовски богатый мясник.
— В общем, да, — согласился Питер, — Конечно, я не имел в виду тех мясников, что стоят за прилавком, обеспечивая покупателей свежим мясом. Мой дед занимался этим в молодости, когда жил в Одессе. А мой отец, родившийся уже в Англии, основал свой бизнес, и я продолжил его дело.