Зеленый рыцарь
Шрифт:
— Давай заглянем в эту комнату. Почему, интересно, тут все двери открыты?
— Наш хозяин желает показать нам, что ему нечего прятать.
— Ладно, давай-ка прикроем пока эту дверь.
Они оказались в небольшом, загроможденном шкафами помещении, очевидно служившем гардеробной. Джоан закрыла дверь. Клемент обнял ее.
— Арлекин, ты хочешь жениться на мне?
Клемент, не ожидавший такого вопроса, отстранился от нее.
— Нет, не хочу, — мгновенно ответил он, — Не могу, то есть я вообще не хочу жениться, извини…
— Но почему… может, ты думаешь, что у меня есть кто-то другой? Никого нет, я клянусь, никого!
— Нет, я не думаю… я вообще не думаю о тебе, мне хватает…
— Не говори так. Ты думаешь обо мне, ты же любишь меня, я знаю. Я все та же Цирцея, а ты мой Арлекин. Я все так же хороша… О, давай соединим наши жизни… навсегда… вспомни улицу Верцингеторикса…
— Милая Джоан, умоляю, давай не будем попусту ворошить прошлое. Конечно, ты мне небезразлична…
— Ты выглядишь несчастным. Я сумею сделать тебя счастливым. Нам было так хорошо когда-то вместе, разве ты забыл? Ты поможешь мне жить иначе. А я помогу тебе измениться. Только я знаю тебя, только я понимаю…
— Джоан, пожалуйста, не беспокойся за меня, у меня масса неприятностей, и я не хочу жениться ни на тебе, ни на ком другом, пожалуйста, оставь меня в покое…
— Я знаю, что у тебя неприятности, и хочу разделить их, хочу помочь тебе, я смогу помочь, я люблю тебя. А тебе не кажется, что мы присутствуем на каком-то волшебном вечере? Знаменательном. Мы все открываем свои сокровенные мысли, мы все прекрасны, мы спасены, ты красив, я красива…
— Дорогая, ты пьяна!
— Вот видишь, ты называешь меня дорогой. Сегодня вечером мы словно попали в сказочный дворец, залитый светом, прекрасный, где все возможно и простительно, где царствует правда и любовь… где, как ты и сказал, нечего прятать! О, неужели ты не чувствуешь этой свободы. Нам предлагается, нам дарится нечто удивительное, и мы должны осознать это и воспользоваться этим волшебным временем, оно соединит нас…
— Дражайшая Цирцея, это бесполезно…
— Ты любишь меня, Клемент, я знаю, любишь…
— Бесполезно, мы старые добрые друзья и должны попросту жить дальше, оставаясь друзьями…
— Верно, и мы сделаем друг друга счастливыми, давай жить вместе… так называемой счастливой семейной жизнью… ну, смелей же! Спаси меня, я в отчаянии!
— Нет, нет. Прости, дорогая.
Клемент открыл дверь и вывел Джоан на лестницу.
К дому Питера Харви доставил мать на такси. Он не ждал от этого вечера ничего хорошего. Питер, который при встрече лишь кивнул ему, беседовал с Джоан, и Харви предпочел удалиться в пустую библиотеку. Вновь выйдя в гостиную, он увидел, что Джоан беседует с Корой. Притворившись озабоченным, он деловито дохромал до столика с напитками, потом заглянул на кухню, где Пэтси и миссис Келлоу мягко поинтересовались его «инвалидностью». Когда он покинул их, ему издалека помахали три человека: Эмиль, Сефтон и миссис Адварден.
«Какая же тоскливая вечеринка, — думал Харви. — Мне все здесь противно. Так и хочется сбежать, но я не могу оставить ее. Полагаю, потом нас кто-нибудь подвезет до дома. Но все они будут торчать тут допоздна. Завтра мне опять идти в больницу. И зачем только я таскаюсь туда? Ну, надо же чем-то заняться. Мы разорены, у нас нет денег. Мне придется содержать ее, придется отказаться от университета. Она продолжает намекать на самоубийство. Она уж точно собирается сегодня напиться, и мне придется присматривать за ней. Я предпочел бы сам напиться. Где она сейчас? От Коры она уже улизнула. Кора беседует с тем человеком из паба. Надо бы заглянуть в гостиную».
Гостиная была огромным великолепным залом в бело-золотых тонах с высокими потолками, значительно шикарнее гостиной в квартире Эмиля. Дальняя стена скрывалась за гобеленом с изображением сцены возвращения Одиссея, детали которого Сефтон поясняла Мой. Джереми Адварден, как известно, давний поклонник Луизы, сидел рядом с ней на диване. Раскрасневшаяся Луиза в элегантном вечернем платье из полосатого сине-белого шелка выглядела оживленной и молодой. Она и Джереми помахали Харви. Сефтон ответила ему, что не видела Джоан. Мой заявила, что ей пора поискать туалетную комнату. Эмиль, заглянув из холла, заметил Сефтон и направился к ней. Она ему всегда нравилась, и порой они вели серьезные разговоры о будущем Европы. Харви вышел в холл и начал медленно подниматься по лестнице. Теперь ему придется обойти спальни, рассчитывая найти там напившуюся и прикорнувшую на кровати матушку. Он заглянул в одну спальню, где перед большим зеркалом красовалась Конни (Констанция) Адварден. Харви вдруг почувствовал себя ужасно усталым. С изматывающей медлительностью он поднялся по следующему лестничному пролету на верхний этаж. Ему просто необходимо было хоть на краткое время остаться в полном одиночестве. Он заглянул в пару комнат. В одной, похоже, находился небольшой кабинет, там имелись два стула и стол. Возможно, это служебное помещение, где слуги или казначеи составляют отчеты. Харви вошел, закрыл дверь и бросил палку на пол. Он сел на стул, положил руки на стол и, опустив на них голову, уснул.
Луизе, прежде чем ее увлек в гостиную Джереми, удалось-таки заметить, что Клемент устремился по лестнице вслед за Джоан. С неожиданным потрясением она восприняла небрежное замечание Харви по поводу того, что его мать «собирается переехать к Клементу». Ей подумалось, что Харви, должно быть, сразу заметил ее реакцию. Ее и саму она удивила. Однако что же ее так потрясло, она ведь давно поняла, как нелогична ревность в ее положении, разве она не скрывала, по ее представлениям на редкость умело, свое чувство собственничества?
«Как же уязвимы человеческие чувства, — думала Луиза, — или именно я так глупо уязвима. Ах, если бы Тедди не покинул нас так рано, то его развитый ум разрешил бы все проблемы… о Тедди, моя любовь, мой милый Тедди. А теперь я уязвима со всех сторон. Однако даже и сейчас, возможно, я обманываю сама себя… Я ужасно эгоистична, абсолютно неблагодарная эгоистка. У меня замечательные девочки. Конечно, они пойдут своим путем, но от этого страдают все матери. Я люблю Харви тайно, с излишней страстью, скрывая ее за внешней холодностью, благодаря которой постепенно теряю его. Я обнимала и целовала его, когда он был ребенком. Теперь я отдалилась, стала почтенной вдовушкой. Когда-то мне хотелось, чтобы он женился на Алеф и стал моим сыном. Но он не женится на Алеф. Он уже ускользает от нее. Он даже не пришел вовремя, чтобы поговорить с ней перед отъездом. Им суждено остаться братом и сестрой, постепенно они будут отдаляться все дальше и дальше. Эта связь оборвется. О боже, что же принесут мне ближайшие годы… А считается ведь, что жизнь у меня сложилась весьма удачно. И при всей этой удаче я умудрилась так беспечно, так бессмысленно и глупо потерять Клемента. Неужели я только сейчас поняла, как сильно люблю его, как сильно нуждаюсь в нем? Да, я нуждаюсь в нем, и эта потребность заставила меня воспринимать его внимание как само собой разумеющуюся данность. Когда Тедди умер, я с благодарностью приняла любовь Клемента, которую он мог уже не скрывать от меня… но слишком долго я жила как парализованная, точно во сне, а когда пробудилась, Клемент стал относиться ко мне с братской нежностью. Я терпела его актрис, он рассказывал мне о своих романах, а я выражала сочувствие, и вот уже я стала для него не только сестрой, но еще и матерью. Я поставила перед собой цель стать бесстрастной. Пора отчаливать в тихую гавань, мне уготована пристойная одинокая судьба пожилого человека».
Проснувшись, Харви увидел входящего в комнату Питера. Харви попытался подняться, но ему это удалось не сразу. Успокаивающим жестом Питер велел ему оставаться на месте, закрыл дверь и, подойдя к столу, взглянул на Харви. Харви испугался. Ему никогда не приходилось оставаться наедине с Питером, в общем, он даже не разговаривал с ним толком, не считая вежливого обмена любезностями на дне рождения Мой и сегодня вечером. Более того, он еще, в сущности, не понял, как относится к этому, вероятно, не заслуживающему доверия и опасному человеку. Харви напряженно выпрямился, приготовившись к более ловкому подъему со стула.
Питер, верно истолковав его позицию и ясно сознавая его чувства, слегка усмехнулся, потом взял второй стул и сел.
— Как ваша нога, Харви? — дружелюбно спросил он.
— Ужасно. То есть все отлично. Говорят, можно привыкнуть к чему угодно. В общем, я привыкаю.
— Вы полагаете, что в скором времени ей не станет лучше?
— Я вообще не думаю, что ей станет лучше. Врачи уже махнули на меня рукой. Я прохожу терапевтический курс просто, чтобы она меньше болела, а не для того, чтобы вылечить, ее невозможно вылечить. Да все это не важно. Какая отличная вечеринка, спасибо большое, что пригласили меня! Вам удивительно удался фирменный коктейль. О боже, по-моему, я заснул.