Земли Меча и Магии. Корпус Смерти
Шрифт:
Плоть стекает с костей мертвецов, разбираемая до уровня простейших химически-молекулярных соединений, дабы неведомым образом вяло шевелящимся налетом облепить панцирь Кровавой Жатвы. Словно доспех заплакал кровью, вперемешку с пережеванной человечиной. Мышцы нарастали на броне и Мече Мертвого Рейдера, трансформируя его в монструозный двуручник. Лезвия Смерти на вторую руку.
Как влитой лежит в перекрученных ладонях.
Мое сердце жаждет битвы.
Нар не побежал.
Он воспарил призраком самой квинтэссенции насилия, самой высшей точки ужаса, боли, ярости, жестокости и отмщения, уродующей
— Неплохо.
Возле твоей любви.
Это была скорее не драка, не дуэль, не поединок и не жесткая рубка двух левых типов.
Нет.
В жизни каждого уважающего себя окончательно поехавшего по фазе человека, заглушающего внутреннюю боль чужой, рано или поздно возникает переломный момент. Как с читами в любой, пусть даже самой любимой игре. Как в глубокой обеспеченной старости. Или на каком-то круге Ада. У тебя есть все, что ты пожелаешь, но… тебе не мало, ты не хочешь еще больше, чего бы то нибыло.
Тебе это надоедает.
То, что раньше будило неистовую ярость битвы, азарт, заставляло хохотать во все горло и улыбаться, как сумасшедший, вырезавший зубочисткой весь персонал психиатрической больницы теперь вызывает скуку.
Хотелось препятствий, сложностей, хотелось, чтобы нашелся кто-то кто бросит вызов и втоптав его в кровавую грязь под конец жесточайшей зарубы, словить полузабытую эйфорию победы. Победы над достойным соперником — равным или превосходящим по силам.
— Помолишься своим ложным богам? — в его голосе не было ненависти.
Да и сам Нар ее не испытывал в привычном понимании этого слова.
Очередная ступенька, ведущая к вершине из зиккурата обретения места в пантеоне Четверки.
Отец Монстров посмотрел куда-то в небо.
— Спаси, но не сохраняй.
Иногда Темные боги не слышат своих последователей, но они определенно слушают старый добрый рок-н-ролл.
Возле твоей любви, возле твоей любви.
Возле твоей любви, возле твоей любви.
Возле твоей любви.
Глава 13…поэтически…
Пот словно воск, текуч он и горяч.
В среднем вес одноручного меча равен двум килограммам.
Двуручного — не больше пяти.
Да, мир погряз во лжи, в Средние века, если и существовали заточенные шпалы в несколько десятков кило, то только в единичных и никому неизвестных случаях выходящих за рамки установившейся парадигмы восприятия военного дела — примерно так же, как варбанда разведчиков при поддержке танкового дивизиона, укомплектованного звеном тяжелых бомбардировщиков.
Но Меч Мертвого Рейдера, по ощущениям перешел через предельную планку несколько раз, сравнявшись, как по габаритам, так и по потенциальной подработке могильщиком, даже
Жжет как огонь, безжалостный палач.
Клинок начал едва заметно извиваться, отрастив у основания парочку коротких толстых щупалец грязно-фиолетового цвета, закрывая запястье насмешкой над витым эфесом, оплевшем фаланги пальцев шипованым кастетом.
Удар мечом по сути представляющий собой извращенную вертушку, которую на памяти Фарша никто и никогда не выполнял за пределами тренировочных залов. Нет, серьезно — повернуться к сопернику спиной, плевать насколько ты быстрый, крутой и что по итогу снесешь ему челюсть вместе с куском кадыка, в среде Коляна — это, если можно так выразиться, зашквар, как и отрыв конечностей от земли, исключение "Это Спарта!" а-ля царь Леонид или "Когда-то и меня вела дорога приключений", то есть сломанный в труху сустав. Да, у Фарша были очень странные друзья.
Разворот в прыжке, усиленном Доспехом, разгоняя заостренную железку до предельной скорости.
В стоп-кадре это выглядело довольно круто — распластавшийся в воздухе мужик в полном пластинчатом доспехе, которого оторвало на полтора метра над поверхностью земли и прямой клык меча, летящего точно в голову чуваку, сменившего косой крест на обратный хват кинжалов.
Рвется вперед поджарый черный конь,
Надломленный визг рассекаемого воздуха.
Смазавшаяся полоса влажно всхлипывающего двуручника. Зеленый глаз на гарде подслеповато щурится, истекая слезами от потока встречного ветра.
Звон клинков.
Сноп разноцветных искр, ударивших во все стороны.
И химеролог подобием штопора отлетает в сторону, дабы сбитой кеглей пропахать своей тушей несколько метров земли, выворачивая комья почвы.
Одни Темные боги знают как, но в последний момент Черный Глаз, выломав запястья под невозможным для человеческого тела углом, поймал обрастающее игольчатыми клыками лезвие кинжалами и грубо нагнул устоявшиеся законы физики и аэродинамики, до неузнаваемости изменив траекторию полета.
Перекатиться со спины на брюхо.
Стрелы летят, над полем звон.
Подсечка Лезвиями Смерти.
Кость и сталь проходит словно сквозь нагретое масло. Чешуя, мышечные волокна, больше- и малоберцовые кости. Черная кровь разорителя брызжет на землю. Он захлебывается низкочастотным воем, добавляя еще несколько нот в арию кровавой вакханалии.
Принять вертикальное положение.
Удар снизу-вверх.
У пацана в одной набедренной повязке из окровавленной человеческой кожи удивленно расширяются глаза. Точнее глаз — ибо в правой глазнице у него засел чей-то особо не причиняющий дискомфорта засапожный нож, разворотивший лицевые кости скулы, виска и проклюнувшийся из бритого затылка. Самым кончиком штыка-переростка пропахать рельефные мышцы брюшного пресса. Сизые ленты кишок вываливаются в грязь у его ног.