Земля, до восстребования Том 2
Шрифт:
Тройли обругал Цицерона, а Марьяни не стерпел такого поношения, к концу прогулки разбушевался и, когда их разводили по камерам, крикнул Тройли вдогонку:
— Чтоб тебе подавиться твоим же языком!
Этьен прогуливался безмолвно, и можно было подумать, что он не принимает спора близко к сердцу, а на самом деле с нетерпением ждал, когда окончится прогулка и он сможет остаться в камере наедине со своими мыслями, опасениями, тревогами.
Горько знать, что в такие часы ты отторгнут от родины и ничем не можешь ей помочь. А сколько мог бы сделать Конрад Кертнер на свободе, оставаясь по эту сторону фронта!
Да, Этьен ничем помочь сегодня не может. Но
Особенно настойчиво он обращался мыслью к танковым войскам. Успели у нас наладить серийное производство «Т–34»? Много лет назад Этьен начал серьезно заниматься танками. Еще в начале тридцатых годов он интересовался работой 6–го инспекционного отдела германского генерального штаба. Возглавлял 6–й отдел полковник Гейнц Гудериан, там разрабатывались вопросы, связанные с бронетанковой техникой, там пытались предугадать характер будущей войны. Хотелось думать, что и у нас напряженно работает мозговой трест, который не уступит 6–му инспекционному отделу и сможет в будущих схватках потягаться с этим самым Гудерианом. Этьен был высокого мнения о начальнике бронетанкового управления Иннокентии Андреевиче Халепском, знал и начальника управления по новой технике Ивана Андриановича Лебедева.
Этьена беспокоила толщина брони, так как обычная броня в 20 миллиметров предохраняет только от пуль, а не от осколков, это показали бои в Испании.
Вторая проблема, тоже жизненно важная, — дизельный мотор «В–2». Сколько у него преимуществ перед бензиновыми двигателями, которые стоят на намецких танках! Да и силенок у нашего побольше — 500 «лошадей», могучий табун! Только подумать, что еще в начале тридцатых годов нашим танкистам рассылали инструкцию, согласно которой бензиновые моторы, опасные в эксплуатации, следовало заводить в присутствии пожарников… Знаком был Этьен и с главным конструктором «тридцатьчетверки» Михаилом Ильичом Кошкиным. Помнится, он родом из Переяславля–Залесского, на два года моложе Этьена, а здоровьем не отличался. Ему никак нельзя сидеть подолгу в движущемся танке, а тем более делать в танке длительные переходы, проводить испытания. Температура внутри при таких испытаниях африканская, до 65 градусов, да еще с газком…
Многое беспокоило Этьена в то трагическое воскресенье и в последующие дни, когда он неустанно и настойчиво думал о вооружении Красной Армии. Вызывали тревогу самолеты. Удалось ли нашим конструкторам за последние два–три года набрать высотенку и скоростенку? Чтобы получить ответ на все эти вопросы, требовалось немногое — оказаться на свободе и добраться до своих… Впрочем, как он может судить о сегодняшнем вооружении Красной Армии, сидя здесь, в одиночке No 36? Наивное и бессмысленное занятие!
Он даже не знает, какая сегодня форма у Красной Армии. Может, та, которую он в последний раз надевал в 1935 году, тоже устарела? Был с ним однажды такой случай: вернулся в Москву из длительной заграничной командировки, а для какого–то пропуска ему нужно было сняться в военной форме. Пришлось попросить гимнастерку у товарища, поскольку собственная вышла из моды… Сохранился ли дома его буденновский шлем и шинель с «разговорами» — красными поперечными полосами? Когда–то, будучи на Востоке, он узнал из одного вражеского разведдонесения, что красные полосы, нашитые на шинели, облегчают противнику прицеливание. Вражеским снайперам и в голову удобно целиться, так как на шлем нашита большая красная звезда. Он написал тогда Берзину специальную докладную о нашей форме, которая демаскирует в бою красных командиров. Форму вскоре сменили, но Этьен так и не узнал, сыграла ли тут какую–то роль его докладная записка или это было сделано независимо от его сигнала.
Необходимо думать о самом главном, но до этого ему хотелось отчетливо представить себе, как наша армия сейчас одета, и его раздражало, что он отвлекался от главного.
Да, он был бы бесконечно счастлив, если бы мог очутиться сегодня под небом Родины, в строю, в форме командира Красной Армии. Кому и когда он в последний раз козырнул, до того как снял форму и надел штатский костюм? Разве такое запомнишь… И не сразу ему удалось когда–то отучиться от строевого шага и обрести свободную, раскованную походку. Давненько не ходил строевым шагом! «Левое плечо вперед!» — подал он неведомо кому беззвучную команду и сам повернулся. Как бы не приключился с ним при возвращении в армию такой конфуз: начнет печатать на марше строевой шаг, а по инерции, по стародавней тюремной привычке, после четырех шагов сделает поворот через левое плечо. Весь строй может испортить!..
Через неделю пришла иллюстрированная воскресная газета; опубликованы фотографии и подробный отчет о параде войск, направлявшихся в Россию. Уже в первой половине июля предполагалось перебросить итальянский экспедиционный корпус на какой–то участок Южного фронта. В корпус входили механизированные дивизии «Пасубио» и «Торино», мобильная дивизия «Принц Амадео герцог д'Аоста», артиллерийский полк и 23–я эскадрилья истребительной авиации.
Тройли — единственный узник, у которого приняли прошение об отправке на фронт, нескольким уголовникам отказали. Прошение Тройли было полно верноподданнических чувств и злобных выпадов против русских, которых нужно проучить раз и навсегда.
Фашистские главари Италии боялись, как бы их войска не опоздали принять участие в восточном блицкриге. А подполковник Тройли, отправивший свое прошение, боялся отстать от экспедиционного корпуса.
Тройли и прежде высокомерно относился к постоянным спутникам по прогулке. А в ожидании ответа на свое прошение держался еще более надменно, в спорах с Марьяни грубил, Кертнера называл тайным агентом Коминтерна.
Как Тройли ни был антипатичен, Кертнер и Марьяни брали у него старые газеты, которые тот исподтишка им передавал. Но в последний раз оба демонстративно не взяли газет и порвали с Тройли всякие отношения.
— Да что с тобой попусту спорить, — сказал Марьяни в сердцах. — Спор о тени осла…
Кончилось тем, что Марьяни и Кертнер отказались выходить с Тройли на совместные прогулки.
Капо диретторе обещал выполнить их требование, но не успел этого сделать: тюрьму облетела весть, что ходатайство Тройли удовлетворено. Он попрощался с Марьяни и Кертнером со снисходительностью человека, который по досадному недоразумению очутился на Санто–Стефано в одной компании с ними. Он торопится на фронт, он вернется оттуда генералом, он научит большевиков с уважением относиться к дуче, он заставит их трепетать перед итальянским оружием!
В день, когда Тройли уезжал, сводка с русского фронта сильно огорчила Этьена.. Да, вести неутешительные. Если верить газетам, немецкие войска продвигаются в глубь России, они уже завоевали почти всю Белую Россию. Ясно, речь идет о Белоруссии. Этьен с острой тревогой подумал о затерянном в лесном захолустье деревянном городке Чаусы, где живут добросердечная мачеха Люба, другие родичи и друзья его детства. Неужели огненный вал докатится так далеко, прежде чем Красная Армия оправится от внезапного удара и перейдет в контрнаступление?