Земля, до востребования Том 1
Шрифт:
Погрузкой командовал стивидор Маурицио, мужчина атлетического сложения. За его выразительными жестами следили и крановщик, и лебедчик, и все грузчики.
С палубы на пристань кто–то крикнул по–немецки:
— Предупредите их, лейтенант Хюбнер: если погрузят до обеда — получат премию!
Баронтини подмигнул крановщику, и тот понимающе кивнул. Поднося ящик к проему трюма, крановщик резко бросил его вниз, на палубу. Ящик разбился, из–под дощатой обшивки показалось нечто не сельскохозяйственное —
Ругань, крики, визг лебедки.
— Немедленно вызвать капитана! — закричал по–немецки тот, кто отдавал приказы лейтенанту Хюбнеру.
Баронтини стремглав понесся к трапу и ворвался в каюту к капитану:
— Вас требуют немцы!
— Что случилось?
— Ящик разбили.
Капитан выбежал из каюты и захлопнул дверь. Слышно было, как он стремительно поднялся по железному трапу.
Баронтини подождал, открыл своим ключом дверь в каюту и вошел…
Грузчики уже накрывали разбитый ящик брезентом.
— Это саботаж! — кричал капитан на Маурицио. — Вас всех будет судить военный трибунал!
Маурицио кричал на крановщика:
— Если тебе Клаудиа не дает спать ночью, пусть она днем сидит в будке и будит тебя!
Крановщик кричал лейтенанту Хюбнеру:
— А что указано в вашей накладной? Фальшивый вес!
Баронтини, который успел отдышаться после беготни по трапу, стоял на палубе и показывал капитану накладную:
— Груз–то весит шесть тонн! При чем здесь стивидор, крановщик? Мы составим акт.
Капитан протянул накладную немцу, тот что–то сказал вполголоса и махнул рукой, подавая команду к дальнейшей погрузке…
«Патрию» погрузили до срока, и как можно было разойтись, не посидев своей компанией, не спрыснув премию, выданную немцами?
Лампа освещает комнату на задах фруктовой лавки, все заставлено ящиками, корзинами, лукошками с фруктами. На стене, по обеим сторонам олеографии, изображающей апельсиновую рощу, висят гитара и мандолина.
За столом Маурицио и его гости: помощник капитана «Патрии» Атэо Баронтини, по прозвищу Блудный Сын, крановщик, два докера — долговязый и одноглазый.
Из лавки, освещенной ярким дневным светом, вошла Эрминия; она принесла корзинку с фруктами и подсела к столу.
— Эта граппа покрепче виски, — похвалил крановщик. — За вас, синьора!
Эрминия выхватила у Маурицио стакан, до краев налитый виноградной водкой, торопливо перекрестилась, выпила одним духом и звонко рассмеялась.
Маурицио потянулся к мандолине, долговязый докер взял гитару и принялся ее настраивать. Маурицио затянул песню «Голубка то сядет, то взлетит». Он пел, прижимая ручищи к груди, отчаянно жестикулируя, пел высоким проникновенным тенором, хотя к его внешности больше подошел бы бас.
Он смотрел на Эрминию влюбленными глазами, а говорил заискивающим тоном:
— Эрминия, сегодня же необычный день! У нас новый гость. И какой! Если бы он только захотел… Он мог быть не помощником капитана, а капитаном. И не на вонючей «Патрии», а на… «Куин Элизабет»!!! Да что там «Куин Элизабет»… Он мог бы командовать всем итальянским флотом… Эрминия выразительно поглядела на Маурицио, тот умолк на полуслове, но быстро вернул себе словоохотливость. — Знаешь, кто его отец? Ты слышал про верфи, пристани, суда Баронтини? Вот он чей сын!
— Блудный сын, — поправил Баронтини.
— А он плюнул на все верфи, и плавает на «Патрии», потому что он настоящий моряк!
— Без него мы бы сегодня с молотилками не управились, — сказал одноглазый, потирая руки.
— Думаете, не знаю, что в этих ящиках? — Эрминия рассмеялась.
— Остается только удивляться, — подал голос Баронтини, — как испанские крестьяне ухитрялись раньше убирать свой урожай без этих машин?!
— Лучше бы вы Франко большой гроб послали, — сказала Эрминия.
Компания рассмеялась, а Маурицио вновь заискивающе посмотрел на Эрминию:
— Ради твоего знакомства с синьором Баронтини!
Эрминия отрицательно покачала головой. Маурицио оглянулся, ища сочувствия у собутыльников, и сказал:
— В такие минуты я жалею, что не принял приглашения генерала Нобиле и не улетел на Северный полюс.
— Очень нужен был медведям захудалый лейтенант пехоты, — прыснула Эрминия.
— Если бы я поддакивал фашистам, меня давно бы сделали капитаном…
— А я удивлена, как тебе удалось с таким длинным языком и с такими легкими мыслями дослужиться до лейтенанта…
— Эрминия, можешь меня разжаловать в рядовые, но сжалься над гостями!
Эрминия погрозила Маурицио пальцем и достала бутыль граппы. Прозвенел звонок на входной двери.
— Опять несет покупателя, — поморщился Маурицио.
Эрминия вышла, и тотчас же из приоткрытой двери в лавку донесся ее мелодичный голос:
— Здравствуйте, синьора Факетти. Мы получили мессинские апельсины.
— Пожалуйста, три килограмма.
Маурицио разлил граппу, порылся в бумажнике, достал фотографию и протянул ее Баронтини:
— Синьор, если у «Патрии» будет стоянка в Альмерии, разыщите там стариков Амансио, привезите мальчишку.
Маурицио не заметил, как вошла Эрминия. Она слышала последние слова Маурицио и с нежностью смотрела на него.
Новый звонок вызвал ее в лавку…
На звонок Этьена вышла полнотелая, веселоглазая, миловидная женщина. На щеках у нее нежный пушок, как на персиках, которыми она торгует; пухлые губы, казалось, подкрашены гранатовым соком; глаза походят на две большие иссиня–черные виноградины.