Земля, до востребования Том 1
Шрифт:
Джаннина долго бушевала и ругательски ругала Вертлявого, ругала темпераментно, натурально, но не слишком искренне. Ее не так огорчала пропажа белья, тем более что за 450 лир можно купить не полдюжины, а дюжину батистовых сорочек. Но после всего, что произошло в конторе, дома и в тайной полиции, — чем еще она могла, совсем беззащитная, защитить себя, кроме как бабьей сварливостью?
Она увлеченно, совсем по–девчоночьи, пересказывала сейчас, как отругала Вертлявого, но при этом была недостаточно внимательна к отчиму.
Как
— Ты меня простила?
— За что, отец?
— Из–за меня, из–за меня ты пострадала.
— Я каждый день молюсь богу и прошу его, чтобы это недоразумение с тобой и моим шефом поскорее выяснилось.
— Ты лишилась работы?
— Пока синьор Паганьоло меня не уволил. Конечно, конторскую работу в Милане найти нелегко. Найти работу труднее, чем ее потерять. Лишь бы не потерять свое доброе имя!
— Поверь, я это сделал только ради тебя. Когда я узнал, что тебя схватили черные рубашки, что тебя жестоко пытают…
Джаннина от удивления даже отступила на шаг, затем снова прильнула к решетке и крикнула так, что соседи встрепенулись, а тюремщик вскочил со скамейки:
— Кто тебе сказал?
— Разве неправда?
— Подлая ложь.
— А твое окровавленное белье?
— Зачем они тебя обманывали? — ответила она в тревожном недоумении вопросом на вопрос.
Паскуале, потрясенный новостью, онемел. Новость была бы радостной, если бы он уже не понял, что стал жертвой провокации.
— Что им нужно было от тебя, отец? — все громче кричала Джаннина. Чего они домогались? Надеюсь, ты не поддался? Не запятнал своей чести? Я могу гордится тобой, как прежде?
Он двумя руками судорожно ухватился за прутья решетки так высоко, как только мог дотянуться, и поник головой.
— Ты ничего не сказал лишнего?
С большим трудом поднял он голову, уткнулся лицом в вытянутые руки.
В эту страшную минуту он хотел, чтобы решетки между ним и Джанниной были гуще, чтобы можно было спрятать лицо. А еще лучше, если бы его и дочь разделяли сейчас не две решетки, а три, пять, десять…
Но все равно ему некуда было спрятаться, укрыться от вопроса:
— Значит, это ты?
Он и сейчас не мог собраться с силами, поднять веки и посмотреть на дочь. Только поэтому он не увидел, как сильно она изменилась в лице — ни кровинки. Он ждал от нее слез, которые облегчили бы его совесть, но не дождался этих слез.
Она повернулась и пошла к двери, низко опустив голову.
— Джаннина, девочка моя! — закричал он вслед, но она не обернулась на крик, от которого вздрогнул тюремщик.
А больше никого крик не всполошил.
Мрачная комната, перегороженная двумя решетками, — эти решетки не раз были смочены слезами и слышали всякое, в том числе и крики вдогонку в самые трагические, последние мгновения, когда кончается свидание и начинается разлука — иногда короткая, иногда многолетняя, а иногда вечная…
Джаннина отвратила от Паскуале свой взгляд, свой слух и свое сердце.
40
Кто в августе занимался оформлением паспортов? Некто узнал в дирекции райзебюро «Вагон ли», что этот конторщик работает теперь в филиале бюро на вокзале Хайлигенштадт, найти его было нетрудно.
Конторщик взял в руки паспорт Скарбека, сличил фотографию с владельцем, внимательно вгляделся в визу и заявил:
— Никогда не держал этого паспорта в руках. Иначе на нем стоял бы мой особый, малозаметный и никому не известный знак. — Конторщик резко повернулся к Скарбеку: — Как выглядел человек, которому вы сдавали паспорт?
Скарбек неуверенно описал внешность этого человека; он сумел вспомнить лишь самые общие его черты.
— Значит, вы попросту забыли, как выглядел тот человек, — сказал Некто с явным неудовольствием.
— Я же вам сказал, — настаивал Скарбек. — Не брюнет, но и не блондин, глаза не голубые, но и не черные, круглолицый, средних лет, среднего роста, с брошкой на галстуке. А у господина, с которым, я только что имел честь познакомиться, седые виски. — Скарбек повернулся к конторщику и спросил озабоченно: — Может, у вас недавно умер кто–нибудь из близких? Или случилось другое горе?
— У меня–то, слава богу, все здоровы, — сказал конторщик враждебно.
Разговор происходил не в помещении райзебюро — там много публики, толчея, — а перед входом в бюро на вокзале. Некто вызвал туда конторщика. Скарбек с подчеркнутым смущением, извинившись несколько раз, попросил герра конторщика снять на минутку шляпу — он хочет еще раз себя проверить.
Конторщик даже покраснел от возмущения, но с ироническим послушанием снял шляпу и уже не надевал ее. Скарбек отошел вбок, чтобы поглядеть на конторщика еще и в профиль, а затем уверенно подтвердил:
— Нет, это не тот господин, с которым я имел дело в августе.
Не в интересах Скарбека было бросить тень подозрения на конторщика, который мог только навредить, если бы ему пришлось доказывать свое алиби.
Конторщик отвел герра Некто в сторону. Они вдвоем прогуливались, беседуя и поглядывая все время в сторону Скарбека. По злобному лицу конторщика было ясно — он полон подозрений и делится ими с сыскным агентом.
— Может, у вас в прошлом году был какой–то помощник? — спросил Скарбек, когда гуляющие наконец приблизились.
Некто торопливо поддержал Скарбека. Как же он сам не догадался задать такой простой вопрос?
— Да, у меня был помощник, — подтвердил конторщик.
— Служит в райзебюро?
— Нет, он уехал в Испанию. Воюет там с большевиками. Преданный партайгеноссе…
— Гм, тот, кто крупно играл в тотализатор? — вспомнил Некто.
— Не берусь упрекать человека, если ему на ипподроме так везло.