Земля, до востребования Том 1
Шрифт:
Маурицио показал Кертнеру кулак. Со стороны это выглядело так какой–то моряк возмущенно грозит врагам фашистского режима. Но Кертнер отчетливо видел, как именно Маурицио поднял кулак, — он умудрился послать ему приветствие «Рот фронт!»
Обрадованный и в то же время пристыженный, смотрел он на Маурицио. За дни следствия и суда Этьен уже не раз мысленно попросил у дружка Эрминии прощения за то, что плохо о нем думал. Этот симпатичный бахвал и выпивоха небось и не подозревает, как Этьен из–за него мучился
Кертнер собрался ответно помахать Маурицио. Если бы он не отшвырнул тогда наручники перед первой поездкой в суд — не смог бы сейчас и рукой махнуть Маурицио.
«Да, ради одного этого стоило поскандалить с тюремным начальством!»
Но слишком много сыщиков шатается в толпе возле тюрьмы. Как бы не навредить Маурицио.
И Кертнер не ответил ему приветственным жестом, будто на руках у него и в самом деле были наручники. Он едва заметно кивнул Маурицио, и тут же его поспешно втолкнули в автомобиль.
Он ехал в тряской полутьме и размышлял: «Маурицио специально приехал в Рим, чтобы узнать приговор, и поджидал меня во дворе суда, чтобы подбодрить».
Кертнера увезли в трибунал обвиняемым, а вернулся он в тюрьму осужденным.
53
После суда Кертнера перевели в другую камеру. Стены ее стали обстукивать с обеих сторон — появился новый жилец!
Но как ответить, не зная условной азбуки? Он старательно повторял чей–то стук, давая понять, что слышит вызовы и готов общаться. Никакого разговора между соседями, конечно, сложиться не могло.
Отчаявшись, он подошел к одной стене, затем к другой и принялся громко кричать.
— Я не знаю азбуки!
Соседи замолкли, но вовсе не потому, что через метровую каменную толщу дошел его голос.
Утром наступила долгожданная минута — на прогулку. Он слышал, как с железным лязгом один за другим открывались замки в камерах. Наверное, выходят будущие товарищи по прогулке. Однако его вывели без спутников, он гулял в треугольном отсеке тюремного двора один.
Почему же в других отсеках гуляли одновременно по нескольку человек? Или они приговорены к менее строгому режиму?
На тюремном дворике робко зеленела трава, а в каменных щелях росли полевые цветы. Этьен не знал их названия. Может быть, в Белоруссии или в Поволжье они вовсе не растут. А может, не обращал на них внимания? Цветики были голубые и пахучие. Когда часовой наверху отвернулся, он сорвал пучок голубых цветов, засунул их за пазуху, пронес в камеру, спрятал в подушке, набитой соломой, и потом еще много ночей вдыхал вянущий запах. Или это было уже воспоминание о запахе? Но оттого он наслаждался не меньше.
Однажды через каменную стену к нему перебросили спичечный коробок. Не раздумывая, он ловко поддал ногой коробок в сторону — часовой прогуливается по стене, ограждающей двор, и ему сверху видно все, что делается в треугольных закутах. Когда часовой отвернулся, Этьен проворно подобрал коробок; в нем лежала записка.
«Сообщи, из какого ты района? Политический? Что нового на воле? Группа коммунистов».
Вместе с запиской лежала спичка, ее черная головка была вылеплена из смолы. Этьен догадался, откуда смола, — прутья решетки в окне камеры, там, где полагается быть подоконнику, залиты смолой.
Осторожно нажимая на засмоленную спичку, он написал на обороте записки: «Я не из Рима, не итальянец. Я не коммунист, но ваш большой друг. Телеграфа вашего я не знаю. Если можно — сообщите». Он написал записку в несколько приемов. Этьен пользовался тем, что часовой время от времени отворачивался. Кроме того, замедлял шаги в том углу дворика, откуда арестант плохо виден часовому: на какие–то мгновения каменная стена закрывала гуляющего.
Он перебросил спичечный коробок с запиской за стену, откуда коробок подкинули. И едва успел это сделать, как прогулка окончилась.
На следующий день, гуляя в том же дворике, он получил коробок с новой запиской. В камере он тщательно изучил записку. Безвестные товарищи разъяснили, как перестукиваться через стену.
Ночь без сна и весь следующий день Этьен заучивал тюремный код, известный под названием «римский телеграф», и практиковался в стуке по тюфяку, набитому кукурузными листьями, по жесткой подушке.
«Дорогие Надя и Танюша, — выстукивал он неуверенно. — Никогда так часто не писал вам писем, правда, мысленно. Для этого приходится снова учить азбуку, на этот раз тюремную».
Так же, как и во всех тюрьмах, итальянская азбука делилась на шесть строк, по пяти букв в строке. Прежде всего нужно запомнить начальные буквы строк, в каком ряду значится каждая буква азбуки. Тюремное эсперанто! Каждая буква второго ряда обозначается двойным стуком, а затем уже стуком, который определяет порядковое место буквы в строке. Например, буква «д» передается одним стуком (буква в первом ряду) и еще четырьмя стуками (место буквы в ряду). Перестукиваться нужно очень ритмично. Если тот, кто стучит, ошибается, — он скребет по стене: не прислушивайтесь, сейчас простучу заново…
При окончании фразы стучат в стену кулаком. Каждый разговор обязательно начинается фразой «кто вы?».
Уже на следующий день Этьен отложил в сторону шпаргалку: несложная задача для его изощренной натренированной памяти.
Когда в «Реджина чели» звучал отбой и в канцелярии считали, что спят все восемь открылков тюрьмы, — коридоры расходятся от центра восемью лучами, — начинал работать «римский телеграф».
Не без робости вызвал Этьен соседа в первый раз. Но тут же убедился, что его понимают. Разрушено молчание, его понимают!