Земля, до востребования Том 1
Шрифт:
— Осталось двести лир. Если питаться очень скромно и расходовать пять лир в день, можно растянуть деньги недель на пять. Тем более, почтовых расходов у меня не предвидится.
Кертнер пошутил, что тюрьма принесла с собой не только ограничения, но и преимущества. Например, он пользуется привилегией и посылает письма бесплатно. Такого права нет даже у депутатов английского парламента! Таким правом пользуются только члены конгресса Соединенных Штатов Америки: им достаточно поставить свою подпись на конверте вместо почтовой марки.
Фаббрини снова напомнил, что у него нет на руках копии приговора, ее отказались выдать — требуется
Точно так же ему необходимо иметь доверенность близких родственников для устройства финансовых дел подзащитного. Пришлось по этому поводу вступить в спор с одним влиятельным лицом в министерстве юстиции. Хоть он там и большая шишка, но Фаббрини не побоялся с ним спорить на равных. Оказалось, они когда–то учились вместе в гимназии в параллельных классах. Не виделись много лет, чуть ли не со школьной скамьи. Начались чувствительные воспоминания, оба долго и мечтательно смотрели в окно на набережную Тибра. Но как только воспоминания иссякли, влиятельное лицо снова взяло в разговоре сухой тон и заупрямилось:
— При таком обвинении и при таком сроке заключения твой подзащитный не имеет права предъявлять векселя фирмам, которые находились с ним в деловых отношениях. Или ты думаешь, можно зачислять такие суммы на тюремный счет?
Фаббрини схитрил:
— Речь идет не о переводе этих сумм на счет Кертнера в тюремной конторе, денег у него вполне достаточно. Однако на какой бы срок и за какие бы преступления Особый трибунал ни осудил Кертнера, мы не смеем лишать его чести. А у Кертнера есть долги, которые его угнетают и будут тем больше угнетать, чем длиннее срок заключения.
При этих словах влиятельное лицо вздохнуло и сказало:
— Только теперь я вспомнил, что ты в гимназии был всегда спорщиком…
Вот каким образом Фаббрини выхлопотал, правда пока устное, разрешение и надеется, что поправит финансовые дела своего подзащитного.
— А сейчас держите свои счета, держите векселя и подписывайте!..
Фаббрини оглядывался на «третьего лишнего», но тот не проявлял интереса к беседе. Глаза полуприкрыты, его можно принять за спящего, если бы он то и дело не доставал платок и не вытирал обрюзгшее лицо. Этьен невольно улыбнулся, заметив, что сонливый надзиратель как бы подражает Фаббрини, который тоже мнет в руке большой платок и точно такими же кругообразными движениями стирает пот с круглого лица…
Будничным тоном Фабрини передал привет от какого–то Альтерманна; он очень старательно, отчетливо произнес эту немецкую фамилию. Если бы Этьен знал, как прилежно Тамара вдалбливала слово «Альтерманн» в память Джаннины, чтобы та в свою очередь могла передать пароль через Фаббрини.
Как только прозвучала эта немецкая фамилия, Этьен понял, что получил привет от Старика.
Прозвенел колокол, звон показался Этьену пронзительным и тревожным, как на вокзальном перроне перед отходом поезда: свидание подошло к концу.
Кертнер хотел еще что–то спросить у адвоката, но тот приложил жирный палец к своему женскому ротику — не говорить ничего лишнего. Сам же с помощью иносказаний и намеков напомнил, что нужно всеми силами добиваться свидания без «третьего лишнего», с глазу на глаз.
Неужели Кертнер не понимает, насколько это важно?
Фаббрини согласен написать капо диретторе тюрьмы самое верноподданническое прошение, пусть оно даже будет с фашистским душком, лишь бы войти в доверие к тюремному начальству. Ради дела Фаббрини согласен пожертвовать своей репутацией в глазах тюремщиков Кастельфранко. Он заготовит такое фальшивое прошение и принесет его на следующую встречу. А вручит его лишь после того, как получит одобрение подзащитного. Следующее свидание будет подобно сегодняшнему, но зато на третьем свидании, после вручения ходатайства, когда они, как можно надеяться, останутся вдвоем, они разработают план дальнейших действий. Прошение должно понравиться не только капо диретторе, но и там — при этом Фаббрини показал на потолок в грязных подтеках так почтительно, будто все самые высокие власти Италии сидели на втором этаже тюрьмы…
Кертнер с готовностью кивнул. К черту все условности, если они могут стать препятствием на пути к свободе!
Надзиратель уже встал со стула и выражал признаки нетерпения — пора расходиться. И тут Фаббрини громогласно, театральным тоном попросил синьора Кертнера чистосердечно признаться в своих преступлениях — и ради интересов Италии, и ради облегчения собственной участи.
Кертнер ответил молчанием…
После свидания Этьен не раз перебирал в памяти, фраза за фразой, весь разговор с Фаббрини. Он преисполнился к нему благодарности и неохотно вспоминал его оплошности и промахи на суде, его тогдашнее суетливое равнодушие.
В сегодняшнем рассказе адвоката все выглядело достоверно.
Пожалуй, кроме сущей мелочи: не может быть, чтобы он только сейчас вот, случайно, узнал, что его школьный товарищ — какая–то шишка в министерстве юстиции. Ведь они и на юридическом тогда должны были учиться вместе и все время пути их пересекаются. Но зачем так строго судить Фаббрини?
«Нехорошая у меня привычка — попусту придираться к человеку. И присочинил–то Фаббрини самую малую малость…»
А достаточно ли осторожны оба были сегодня на свидании? Не понял ли «третий лишний», о чем они условились? А как отнесется капо диретторе к прошению Фаббрини?
Едва Кертнер вернулся в камеру, его принялись расспрашивать о свидании.
— А кто за вами подглядывал и подслушивал? — спросил сосед по камере, Джованни Роведа.
— Не присматривался к нему, — ответил Этьен беззаботно, но тут же спохватился: он был невнимателен, позорно невнимателен к надзирателю.
Увлекся разговором с Фаббрини, которого не видел так давно, и мало следил за поведением «третьего лишнего». Лишь смутно помнил, что тот сидел тихо, опустив грузные плечи. И голоса его Этьен не запомнил.
— Значит, дежурил Скелет.
— Скелет?
— Это его кличка, — кивнул Роведа. — Толстяк с двойным подбородком, который все время потеет. Он?
— Он.
— Повезло вам. Скелет — самый безвредный.
Этьен расспросил соседей и узнал: на свидания выделяют одного из четырех тюремных младших офицеров. Кто же они такие и что из себя представляют?
Согласно собранным приметам, первый из четверых слегка припадает на левую ногу и страдает тиком — будто время от времени вам подмигивает. Ходит во время свидания без устали, как узник, которого выпустили на прогулку после большого перерыва. Он важничает, любит делать замечания и все время мельтешит перед глазами тех, кто сидит на скамьях друг против друга. Нахально встревает в интимные объяснения, гогочет, гримасничает. С удовольствием и вдохновением пишет доносы.