Земля дождей
Шрифт:
— Александра Павловича?
— Да-да, — сказал я обыденным тоном. — Именно Александра Павловича, кого же ещё.
— Он сейчас занят и сегодня никого из населения не принимает. Зайдите в другой день.
— Значит, он здесь? У себя?
— Я же вам говорю, — приспустила очки женщина, — он сегодня не-при-ни-ма-ет.
— Хорошо, — вздохнул я и пристально взглянул женщине в глаза. — Тогда вы, пожалуйста, скажите нам, как… получить один логично детерминированный и не игнорирующий справедливость резонанс, воплощённый в официально-документальный акт, обладающий потенциалом
Лицо женщины исказилось от недоумения.
— Чего???
— Где сейчас Александр Павлович?
— У… у себя… на втором этаже…
— Спасибо.
Мы вышли из кабинета. Я подошёл к журнальному столу в коридоре, на котором лежала ручка.
— Есть бумажка? — спросил я у Ники.
Она растерянно поискала в карманах плаща и вынула чек. Я взял его и нацарапал на нём одно слово. Затем положил ручку на место.
— Пойдём, — сказал я и двинулся к лестнице.
— Это что сейчас такое было?.. — неуверенно шагала за мной Ника.
— Понимаешь, — заговорил я, — сознание большинства людей не готово воспринимать сложные вещи. В такие моменты у них наступает ступор. Ну вот вообще труба. Но когда на фоне сложного и непонятного звучит простой вопрос, то человек сразу же рвётся ответить на него, чтобы хоть как-то компенсировать свою неумелость. И это — несмотря на то, что ответ может носить секретный характер.
— И где ты этому научился?..
— Часто наблюдал за общением людей, — ответил я. — Мне кажется, это здесь.
Мы остановились перед дверью, на которой была вывеска с именем главы села.
— Я не уверена, что это хорошая идея, — начала было Ника, но я уже приоткрыл дверь. И, увидев, что кроме сидящего за столом мужчины в кабинете никого нет, крикнул:
— Кар-р-р!
Затем вошёл внутрь, держа за руку перепуганную до ужаса Нику. Большой кабинет, с большими окнами и большим столом.
— Это ещё что такое? Вы кто? — чуть выставив вперёд голову, сердито произнёс мужчина в синем костюме. Лет пятьдесят на вид.
— Добрый день, Александр Павлович! — улыбнувшись, я подошёл к столу главы села Южное Залиново, протягивая свою руку. Ника осталась позади. — Меня зовут Роман, а эту девушку — Ника Громова. Фамилия Громова вам наверняка о чём-то говорит?
— Ни о чём не говорит, — холодно ответил глава, не пожавший мою руку. Он стал подниматься с кресла, чтобы, вероятно, выпроводить нас. — Приём будет завтра.
— Хорошо, тогда давайте так, — я поднял руки, будто сдаюсь и показывая ему бумажку в левой ладони.
Мужчина встал, но уже не спешил предпринимать дальнейших действий.
— Что это? — спросил он.
— Это? — указал я на бумажку. — Это слово, которое вы скажете. Через несколько минут я попрошу вас назвать любое слово, и именно оно будет в этой бумажке.
— Гм… Что за ерунду ты несёшь? Какое ещё слово?
— Обычное. Самое обычное, которое мне ну просто невозможно было заранее угадать. Если там будет другое слово, значит, мы покинем вас и больше не будем отвлекать. У вас ведь и так дел по горло, как я полагаю. Но сперва
Мужчина недоумённо посмотрел на Нику. И потом всё-таки сел обратно. Я знал, именно её присутствие сказалось на его решении.
— Ты, по всей видимости, ненормальный, парень, — проговорил он. — Лучше уйди по-хорошему и не мешай мне работать.
— Бросьте! — улыбнулся я, оглядываясь на Нику и как бы веселясь от происходящего. — Все мы немного ненормальные! И все же, давайте вернёмся к главной теме. Громовы — это семья с улицы Советской, живущая в старом аварийном доме. Они уже четвёртый год ждут новое жильё. И мы пришли узнать, когда они его получат.
Мужчина усмехнулся.
— И что? У нас сотни людей находятся в очереди и ждут жильё, и ничего.
— Да, возможно. Но вы хотя бы видели, где живёт эта семья? Этот дом может обрушиться в любую минуту. Мать этой девушки проработала на птицефабрике тридцать лет, а вы говорите про какую-то очередь?
— Роман!.. Роман… — доносился сзади умоляющий шёпот Ники.
— К тому же, эта женщина сейчас больна. И потому ещё больше нуждается в нормальном человеческом жилье, — продолжал я. — Её старшая дочь умерла несколько дней назад под колёсами автомобиля. Вследствие этого ей сейчас так плохо, что она в больнице. Её болезнь с каждым годом приобретает всё более опасный характер, а ей приходится жить в ужасных условиях. А вы всё очередь да очередь. Сами-то наверняка живёте в хорошем доме, регулярно отдыхаете где-нибудь на Канарах, верно?
Мужчина, напряжённо поджав губы, торопливо потянулся к фоторамке на столе.
— Не ваше дело, — сказал он, убирая её в стол. — А вопросы, касающиеся нового жилья, решаются в порядке очереди. Сейчас птицефабрика закрывается. У нас строится торговый центр. Первый в своём роде для нашего села. Есть бизнесмены, которые решили вложить деньги. Работаем сообща. Скоро будет новый кинотеатр и развлекательный комплекс. Людей, приезжающих в наше село, становится всё больше. А жилья на всех не хватает.
— Эта женщина проработала на благо села тридцать лет! — медленно проговаривал я каждое слово. — Ваше село славилось самым большим количеством выпускаемых яиц в стране! Эта женщина как никто другой заслуживает новое жильё. Знаете… в их доме сейчас так холодно, что даже никакая телогрейка не спасёт.
— Я всё понимаю, — проговорил мужчина, то и дело поглядывая на мою руку, в которой была бумажка. — Но ничего не могу сделать. А теперь…
— Александр Павлович, поймите, — перебил я его. — Есть люди в вашем хорошем селе, которые живут словно птицы в клетках. И у вас есть ключик, тот самый, которым вы можете освободить их. Новая квартира — она для некоторых и есть этот глоток свободы и возможность распахнуть крылья, чтобы почувствовать жизнь. Разве вы, как глава этого села, не хотите дарить такую радость самым нуждающимся в ней жителям? Да ведь творить такое добро и иметь для этого власть и ресурсы — о чём ещё можно мечтать, Александр Павлович?