Земля и небо. Записки авиаконструктора
Шрифт:
АэС за это ругает меня, я бегаю к Шехтеру, он рисует различные предложения, которые я отношу к Генеральному, а он воротит нос. Уже отвергнуты предкрылки, двухщелевые закрылки, интерцепторы и уж не помню, что еще.
Возвращая Шехтеру очередной «шедевр» и принимая от него новый, говорю:
– Лева, ну что ты морочишь голову, вернее головы, нам с АэСом? Не лучше ли решить эту проблему радикально? Вот так: рисую от руки эскиз реверсивного устройства на среднем ТРДД самолета.
– Э, куда хватил. Если заказать мотористам двигатель с реверсом тяги,
– А при чем здесь мотористы? Ты же видишь, что я предлагаю. Простые створки позади выхлопного сопла. Сами их сделаем, сами и управление ими устроим.
– Нет, это авантюра, я за нее не берусь.
Приношу я очередное творение Шехтера – тормозной парашют, а Яковлев опять надувает губы.
– Александр Сергеевич, что мы тут толчем воду в ступе? Ведь если нужно укоротить посадочную дистанцию, ее нужно укорачивать цивилизованно, современным, а не допотопным способом. Значит, попросту установить реверс тяги ТРДД.
– Как же это сделать. Просить мотористов?
– Нет, его можно сделать самим. Я там, у Шехтера, набросал эскиз, а он артачится.
– Несите его сюда.
Когда я лезвием бритвы вырезал со стола удивленного Шехтера клок кальки и притащил его АэСу, он, не обращая внимания на
внешний вид этого «чертежа», красным карандашом поставил свое «АЯ» и число.
– Немедленно делать. Именно так. И срочно! (Замечу, что под старость АэС соображал в технических вопросах так же хорошо, как и в молодости).
Этот эскиз, подписанный АэСом, быстренько превратился в рабочие чертежи. Чертежи, ТЗ-К же быстро, – в металл, и вот уже в Жуковском на одном из Як-40 идет монтаж и отладка самодельного устройства реверса среднего двигателя.
Идея его была проста: две створки, нормально прижатые к бокам хвоста фюзеляжа, выдвигаются назад и поворачиваются так, что преграждают выходящей из сопла ТРДД струе газа путь назад. Она ударяется в преграду и, разделившись надвое, уходит в стороны и создает тормозящий эффект, который тем больше, чем больше была тяга двигателя.
При первых пробах двигателя на стоянке обнаружилось, что слишком длинные створки, прижатые к фюзеляжу, сильно и неравномерно пружинят, а это приводит к неодновременной работе створок: сначала одна створка срывается с шарикового замка и двигается до полного открытия, затем вторая ее догоняет. Пока я возился вместе с конструкторами и рабочими возле самолета, на втором этаже летной станции раздавались нетерпеливые звонки Генерального конструктора:
– Ну, как там у Адлера дела?
Начальник Летной станции Ф.М.Соболевский, бывший военный летчик-испытатель, отвечает:
– Да вот опять вижу в окно одну и ту же картину: один «лопух» открывается, а другой на месте.
– А Адлер где?
– Там, у самолета.
– Пусть подойдет.
– Ну что вы там упрямствуете? – услышал я недовольный голос Яковлева.
– Ведь все говорят, что ничего не получается, а вы упорствуете.
– Позвольте узнать, кто эти все?
– Соболевский, Бекирбаев
– А тетя Паша Вам ничего не говорила?
– Какая там еще тетя Паша?
– Ну, как же. Ба-а-лыиой знаток авиации. Она здесь уборщицей давным-давно работает, все знает-понимает.
– Вы еще шутить вздумали!?
– А что же остается делать? Вы же у конструкторов не спрашиваете, как дела?
– Ну, так как же дела?
– Доводим, Александр Сергеевич, будет работать.
– Ну так вот: даю вам два дня. Если не справитесь, прекращайте работу.
– Слушаюсь и повинуюсь.
– Ну, что, попало? – с ехидной улыбочкой спрашивает Соболевский.
– Вовсе нет. Получили два дня, а нам и одного хватит. Уже во всем разобрались.
На другой день после того, как отрегулировали створки, убрав натяг в походном положении, механизм и гидросистема управления прекрасно заработали на земле. Решили полетать. Вернувшийся из пробного полета летчик-испытатель Валентин Мухин сказал, что хотя эффект от реверса получился хорошим, но после открытия створок начинает сильно трясти хвост самолета.
Поразмыслив об этом и вспомнив мудрую пословицу «за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь», я решил избавиться от излишне длинных створок. Они были задуманы так на случай отказа среднего двигателя, чтобы хоть как-то притормаживать самолет, являясь своеобразным воздушным тормозом. А для действия реверса достаточно будет и коротких створок.
Взял я красный карандаш, провел линию, делящую каждую створку ровно пополам, и зову медника с механиком.
– Найдите двуручную пилу и отпилите створки по красной линии.
– Вы что, Евгений Георгиевич, от этой работы у вас «крыша поехала»? Пилить самолет, как дрова!?
– Я, как Тарас Бульба: сам их породил, сам и убью. Пилите, я еще из ума не выжил. От этих длинных створок одна морока. Из-за них столько было возни с несимметричным открытием, вот еще и тряска пошла. Пилите, я за все один в ответе.
Полетав несколько раз с короткими створками и убедившись, что тряска исчезла, а реверс работает эффективно и безотказно, Мухин вызвал сенсацию в ЛИИ. Руководитель полетов, впервые видя, как Як-40 еще в воздухе начинает шуметь двигателем, а потом быстро останавливается, все еще шумя, спросил Мухина:
– А ты задом можешь проехать?
Створки реверсивного устройства среднего двигателя в «походном положении»
– Могу даже подъехать к твоей «голубятне».
Когда после очередной посадки Мухин отрулил к вышке, пятясь задом, и стал около нее, все время пользуясь только одним реверсом, это вызвало общее восхищение.
Понимая, что такой системы еще нигде нет, решили взять авторское свидетельство на изобретение. Тут на сцене появляется Бендерский.