Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Какому городу? — будто бы не поверила Звонкова.
— Тамбову… Может, поводить вас сейчас экскурсоводом по Тамбову? Там были хорошие тамбовские окорока и бегали волки…
— Всё. Хватит, — сказала Звонкова. — Завтра разберусь. Так брал Каренин взятки или нет?
— Я же не перечитал Толстого…
— Но у вас было время порассуждать об этом, — настаивала Звонкова.
— Было… — согласился Куропёлкин.
— И как же вы рассудили?
— Не брал, — сказал Куропёлкин. — И буду стоять на своём.
— Ну и хорошо! Ну и ладно! — Звонкова словно бы обрадовалась. — И всё! И спать!
И, похоже, дневная гостья Поднебесной сейчас же заснула.
41
Утром Куропёлкин был отконвоирован в более звёздное место пребывания. Правда, всё в том же флигеле для дворовой челяди, но на втором этаже. С прихожей, с окном (в нём был виден и Люк), с помещением для раздумий и гигиенических удобств (без душа и тем более ванны), но всё же… При этом водные процедуры под надзором и при участии камеристок вовсе не были отменены.
Имелась у окна в распоряжении Куропёлкина бамбуковая этажерка для книг, и на одном «этаже» её уже были уложены три тома всемирного детектива Стига Ларссона и книжонка А. Митрофанова «Тамбов. Уличные прогулки». С «Анной Карениной» Звонкова, видимо, ещё не успела разобраться.
Конвой, сопровождавший новосёла Куропёлкина к его дневному «люксу», состоял вовсе не из двух силовых молодцов, а всёго лишь из горничной Дуняши. В самом факте сопровождения Дуняши Куропёлкину увиделось послабление режима.
— Так, — улыбнулась Дуняша при осмотре жилища Куропёлкина, — господин Трескучий всё-таки был вынужден снабдить вас свежим постельным бельём. Морозной свежести. Пододеяльник просто хрустит. Но не обольщайтесь. В господине Трескучем уже не хрустит, а скрежещет злоба на вас. И как бы ни благоволила к вам Хозяйка, он найдёт способ, причём самый изощренный, чтобы спустить вас в Люк и исполнить свою функцию. Ого! У вас и книги появились. Три вон какие толстые! На год хватит. Дадите почитать?
— Да хоть сейчас! — обрадовался Куропёлкин.
Тут же и спохватился. А что, если Звонкова пожелает узнать новые истории журналиста Блумквиста и девушки с драконом на правой лопатке? Но не предлагать же Дуняше прогулки по городу Тамбову. Зачем её-то мучить? Кстати, почему или с какой целью подсунули ему эти тамбовские путешествия?
— Дуняш, — осторожно спросил Куропёлкин, — а наш господин Трескучий родом, случайно, не из Тамбова?
— Нет вроде бы… — сказала Дуняша. — Он вроде бы вспоминал о детстве в каком-то сибирском городе… В Кемерове… Да, в Кемерове.
— Ну, ладно, — сказал Куропёлкин. — В Кемерове так в Кемерове. Вот, Дуняша, если хотите, возьмите для начала первый том Стига Ларссона.
— Возьму, — сказала Дуняша.
А Куропёлкину стало весело. «Снова придётся врать и выдумывать! И хорошо! И мне интересно! Куда приятнее, чем одолевать семьсот страниц про шведскую жизнь с финансовыми афёрами!» Весело стало Куропёлкину ещё и потому, что горничная Дуняша улыбнулась ему и чмокнула его в щёку. Помады на её губах не было, и криминальных следов для служб господина Дворецкого она не оставила.
— Я за вас беспокоюсь, Евгений Макарович, — прошептала Дуняша. — По какой причине, не знаю… Ну, хотя бы и из-за того, что вы раздражаете этого изверга Трескучего… Вы уж живите поосторожнее, иначе вы многих расстроите.
— Постараюсь, — важно произнёс Куропёлкин. И сразу ощутил, какой он сейчас надуто-напыщенный. И дурак.
— А вот с Хозяйкой вам может и повезти, — сказала Дуняша. Но будто бы не слишком радостно. — Однако вам следует поспешать к завтраку.
Поспешил. И снова получил удовольствие от хорошо пропечённого цыплёнка табака с белой спаржей. Еле сдержал отрыжку. Выразил благодарность поварам, мол, готовите не хуже, чем в лучших ресторанах Тбилиси. Естественно, в Тбилиси он никогда не был. Повара расчувствовались и поощрили Куропёлкина ещё одним цыплёнком табака, сообщив при этом, что цыплята — местные, своё счастливое детство проводили на здешней птицефабрике. Но, может быть, поощрение Куропёлкина было вызвано и не его комплиментами кухне (искренними). А некиим странным поворотом (пусть даже и временным) в ожидаемо-непременном сюжете с очередным Шахерезадом. А нынче в поместье не знали, чего ожидать дальше. Именно поэтому, на всякий случай, кухня, а уж тут люди работали ушлые и прозорливые, позволила себе проявить лояльно-общепитовское внимание к оголодавшему клиенту. И это внимание было бы допустимым при возможных объяснениях перед дыбами в застенках воеводы Трескучего (если такие застенки и дыбы имелись. Но почему бы им и не быть?)
И Куропёлкин это понимал. Хотя и впадал уже в легкомыслие удачливой будто бы безответственности. «А-а-а! Пусть будет, что будет!..»
И вот после второго цыплёнка табака Куропёлкин, скинув кроссовки, улёгся на свою новую койку, хрустел пододеяльником, глядел в потолок. Делать ничего не хотел, общаться ни с кем не желал, и даже инспекторский приход горничной Дуняши не вызвал его воодушевления.
— Ну и как, Евгений Макарович, — поинтересовалась горничная, — насытились, или ваш организм требует добавки?
— Сыт именно по горло, — вяло произнёс Куропёлкин. — Лежу удавом, перевариваю.
— Настоящему мужику и надо есть сытно, — наставительно, со знанием жизни, сказала Дуняша. — Особенно при вашей стати и при ваших усердиях.
Куропёлкин озаботился и захотел вызнать, какие такие усердия, требующие сытной еды, имеет в виду Дуняша, но выговорил более (для себя) важное:
— Настоящему мужику сейчас бы кружки две пива холодного!
— Ну, вы и озорник, Евгений Макарович! — рассмеялась горничная. — Вам ведь не дозволено! А вы уже второй раз заговариваете со мной о пиве. И даже не думаете о том, что, если я проявлю слабость и добуду вам пива, я на следующий день буду сослана уборшицей в Елабугу, в какой-нибудь филиал фирм госпожи Звонковой.
— Извините, Дуняша, — опечалился Куропёлкин. — Не подумал. Вовсе не хотел бы, чтобы у вас возникли неприятности. Лезет в голову всякий бред. От сытости и от скуки. Каково валяться бездельником при домашнем-то аресте.
— Евгений Макарович, лучше домашний арест, — сказала Дуняша, — чем…
Не договорила.
— Дуняш, — сказал Куропёлкин, — при нашем знакомстве вы обращались ко мне на «ты». А теперь…
— Евгений Макарович, подумайте и сами поймёте, — сказала горничная. — А что касается скуки, то у вас, скажем, есть оконце с видом, в частности, на Люк. Внимательному наблюдателю будут возможности развлечься…