Земля матерей
Шрифт:
Коул смотрит на часы Девона, слишком большие на ее тонком запястье, и с трудом разбирает цифры среди выгравированных на циферблате созвездий. Астрономический подарок на юбилей. На крышке гравировка: «С тобой все время вселенной», вот только это оказалось самым большим обманом.
Я хочу сказать, крошка, я предпочел бы не умирать страшной смертью от этой чумы. Это просто так, кстати.
Сосредоточиться на цифрах. Шесть ноль три утра. Сорок восемь минут с того момента, как она обнаружила, что Билли затаскивает Майлса, его обмякшее тело, на заднее сиденье «Лады». Сорок восемь минут с того момента, как она взяла в руку монтировку.
Не
«Да, Дев, хорошо. У кого сейчас найдется время на это».
Внедорожник стоял именно там, где и должен был стоять, на стоянке перед пустынным торговым центром неподалеку, где их брошенная машина не будет выделяться среди других забытых машин. Они вместе с Билли снова и снова прошлись по своему плану. На нее произвела впечатление предусмотрительность ее сестры, внимание к мелочам. Скрыться с места, поменять машины, добраться до Сан-Франциско. Ключи были спрятаны под колпаком колеса, бензобак полный, припасы в запертой коробке под задним сиденьем: вода, сменная одежда, аптечка первой помощи.
Все это Коул проделала на автопилоте, оцепеневшая от ужаса, забрызганная кровью. Вот только поехала она не туда, куда они собирались, а в противоположную сторону, прочь от побережья и богатых благотворителей Билли, устроивших все это, в глубь континента, в направлении пустыни. Эта дорога была менее оживленной, менее очевидной, и с меньшей вероятностью она могла вывести прямо на блокпост с поджидающими женщинами-солдатами, вооруженными пулеметами.
Увеличивая тяжесть совершенного ею преступления. У нее отнимут Майлса – теперь уже окончательно, – а ее саму арестуют, выбросят ключ от камеры или того хуже. Как в нынешней атмосфере относятся к смертной казни, с учетом Соглашения о запрещении воспроизводства, призванного сохранять жизнь? Вероятно, безрассудное создание угрозы жизни гражданину мужского пола является самым тяжелым преступлением. Более тяжелым, чем даже то, что произошло с Билли. Сорок восемь – нет, уже сорок девять минут назад. Коул была в ярости и в то же время страшно перепугалась.
Твоя сестрица мне никогда не нравилась.
– Мам! – тихо окликает Майлс, отрывая ее от воспоминаний, не позволяя провалиться с головой в панику.
– Извини, тигренок. Я просто задумалась. – Она держит сына за плечи, восхищается его отражением. Пытается улыбнуться, шутит для пущей убедительности. – Выглядит неплохо.
– Правда? – Сарказм здоровый. Высшая нервная система в порядке. Сотрясения мозга не было.
– Тебе необязательно любить свой новый наряд. Но в настоящий момент это как раз то, что тебе нужно. Ты теперь Мила.
Майлс часто моргает своими длинными ресницами, поджимает губы, глядя на свое отражение в зеркале. Вытянутые вперед губы «уточкой», олицетворение презрения.
– Мила.
Коул рассеянно думает о том, что нужно было бы захватить тушь для ресниц. Добавить это в список. Продукты, деньги, бензин, убежище, возможно, новая машина, нужно и дальше продолжать менять их, и тогда можно будет заскочить в ближайший магазин косметики, чтобы закупить все товары для девочки, которые понадобятся переодетому девочкой мальчику.
– Вымой руки, нам не нужно, чтобы ты заболел.
– У меня же иммунитет, забыла?
– Расскажи это всем остальным вирусам. Вымой руки, тигренок.
Коул приоткрывает выщербленную дверь в окружающий мир, и там нет никаких дронов, никаких вертолетов, никаких женщин в кевларовых бронежилетах с автоматическими винтовками, окруживших заброшенную заправку. Их не нашли – пока что не нашли, – и внедорожник по-прежнему стоит там, где она его оставила, под брезентовым навесом, готовый ехать дальше.
– Все
Майлс послушно забирается в машину. Коул так рада, что он плывет по течению, не задавая вопросов (пока что), потому что если он начнет задавать вопросы, она сломается.
– Тебе лучше лечь на пол, – говорит Коул. – Двоих никто не ищет.
– Мам, но куда мы едем?
– Домой. – Мысль эта нелепая. Тысячи миль, целый океан и вот теперь еще множество уголовных преступлений отделяют их от возвращения в Йоханнесбург. – Но пока что нам нужно затаиться. – Она говорит это не столько для себя, сколько для него. Для нее.
– Спасаемся бегством. Как преступники, – говорит ее дочь, стараясь оживиться.
– Это еще лучше, чем аферисты! Бродяга Коул и Малышка Мила!
– А разве не Малыш Билли [1] ? Кстати, а тетя Билли не будет на меня злиться, если я возьму ее прозвище?
– Оно будет твоим до тех пор, пока она нас не нагонит. Считай это совместной опекой.
– С именами так нельзя.
– Послушай, когда я проверяла в последний раз, к концу света обычные правила неприменимы. – Легкомысленность в качестве защитного механизма: обсуждать пустяки.
1
Уильям Генри Маккарти по прозвищу Малыш Билли (1859–1881) – знаменитый американский преступник. (Здесь и далее прим. перевод.)
– Мам, а где тетя Билли? Я не помню, что произошло.
Проклятие!
– Когда мы бежали, она схватилась с одной охранницей. – Слишком гладко. Она не может смотреть на него. Простите, на нее. – Вот почему у меня испорчена рубашка. Но не беспокойся! С ней все в порядке. Она нас непременно нагонит, хорошо?
– Хорошо, – нахмурившись, говорит Майлс. Хотя на самом деле ничего хорошего нет. Но им нужно жить с тем, что у них есть.
Они отъезжают от заправки. Небо над долиной Напа пастельно-голубое, с сухими мазками облаков над одичавшими виноградниками. Высокая бледная трава на полях дрожит и трепещет на ветру. Все это делает факт убийства далеким и маловероятным. Красота допускает благовидное отрицание. Коул размышляет, что, возможно, в этом и заключается вся функция красоты в нашем мире: она помогает человеку не видеть то, что ему неприятно.
2. Майлс: Точка исчезновения
Сквозь туманную дымку вдалеке подобно миражу в пустыне видны силуэты городских зданий, рестораны, предлагающие фастфуд, кровать, может быть, даже телевизор – если все это еще существует, размышляет Майлс. Занесенное ярко-желтым песком шоссе исполосовано по крайней мере одним комплектом шин, то есть кто-то проехал здесь перед ними, и они не Последние Люди, оставшиеся на Земле, и они не совершают Самую Страшную Ужасную ошибку, покидая безопасность «Атараксии» [2] , хотя она и казалась самой прикольной тюрьмой в мире. #ЖизньвБункере. И все-таки это определенно было лучше, чем военная база.
2
Атараксия – душевное спокойствие, невозмутимость, безмятежность, по мнению древнегреческих философов, достигаемая мудрецом.